Позор Кремля

Само собой, что в списках погибших офицеров в «Официальных материалах…» нет и капитана Стефана Альфреда Козлинского (Kozlinski), а фото его свидетельства о гражданстве – есть. Между прочим, это говорит о том, что часть польских офицеров пытались бежать из лагерей, после того как их осенью 1941 г. захватили немцы, и последним приходилось их ловить даже в Польше и, разумеется, это говорит о том, что «Официальные материалы…» немцев – откровенная фальшивка. По этой причине нынешние геббельсовцы стараются не упоминать о том, что содержится в этих «Официальных материалах…», но еще сильнее они стесняются другого геббельсовского шедевра – некоего изданного в Швейцарии «Алфавитного списка» расстрелянных польских офицеров, в котором, как я подозреваю, содержится более 8 тыс. фамилий. Я, к примеру, не смог его найти, так как геббельсовцы не дают никаких исходных данных для поиска: ни точного названия, ни даже языка, на котором этот список был напечатан.

Ч. Мадайчик, описывая основные документы по Катынскому делу, понимает, что у любого человека при слове «список» автоматически возникает вопрос: а сколько человек в этом списке? И Ч. Мадайчик понимает, что что-то о количестве сказать надо, но как сказать, чтобы ничего не сказать? И смотрите, как этот геббельсовец выкручивается. Он, упоминая «Официальные материалы…», делает сноску и внизу страницы очень мелким шрифтом пишет: «На ней основываются «Алфавитный список останков, откопанных в массовых могилах в Катыни» (Женева, 1944) и частично «Катынский список. Военнопленные лагерей Козельск  – Старобельск  – Осташков, погибшие в Советской России», составленный А. Мощиньским (Лондон, 1949). В третьем издании книги (Лондон, 1988) он дополнил список, перечислив 5309 фамилий военнопленных из Козельска, 3319 из Старобельска (83 %) и 1260 из Осташкова (19 %). Всего было известно тогда 9888 фамилий, или 2/3 содержащихся в этих лагерях. Благодаря кропотливой работе Енджея Тухольского установлено около 14 тысяч фамилий. 13 апреля 1990 года Президент СССР М.С. Горбачев передал Президенту Республики Польша В. Ярузельскому полный перечень списков поляков, вывезенных из Козельска и Осташкова к месту казни, и список жертв из Старобельска» 51.

Как видите, из этого «разъяснения» мы узнали очень много полезного и о Горбачеве, и о Ярузельском, и о многих других прекрасных людях, и даты, и проценты, и доли, но только Ч. Мадайчик не сказал нам того, что обязан был сказать: сколько фамилий было в немецком алфавитном списке? И глядя на эту изворотливость, становится ясно, что в немецком алфавитном списке польских фамилий гораздо больше, чем немцам и полякам удалось идентифицировать в 1943 г.

А отсюда возникает вопрос, на который геббельсовцы уже 60 лет даже не берутся ответить: а откуда немцы узнали фамилии тех, кто был уложен в могилах Катыни, но не был идентифицирован? Ведь ответ единственный: немцы могли узнать эти фамилии только в том случае, если сами этих поляков и расстреляли. Геббельс с публикацией этого списка ничего особенно не терял, поскольку, как только этот вопрос возник, немцы сразу заявили, что они в Смоленске захватили архивы НКВД, а в них нашли списки расстрелянных – и поди немцев опровергни в ходе войны. Но нынешние геббельсовцы так заявить уже не могут, поскольку стало известно, что в руки немцев попал только архив Смоленского обкома ВКП(б), а НКВД свой архив из Смоленска вывез. К тому же, к несчастью нынешних геббельсовцев, архив Смоленского обкома попал в руки американцев, изучен на сегодня вдоль и поперек, и, естественно, в нем никаких списков не было, да и не могло быть. Доктору Геббельсу с апреля 1945 г. уже на все наплевать, а вот для его нынешних выродков этот алфавитный список – как шестидюймовый гвоздь в заду.

И еще полбеды, что эти списки безоговорочно доказывают, что поляков расстреляли немцы. Немцы могли, расстреливая поляков, записывать их имена, но они этого не делали – ленились. Доказывается это очень просто: в немецком списке оказалось довольно много фамилий тех офицеров, кого расстреляли сами немцы в Польше52, как это показано выше, и даже живых53. В связи с этим ответ на вопрос о немецких списках перетекает в очень больную для геббельсовцев область – немцам негде их было взять, кроме как в лагерях под Смоленском, в которых и находились поляки до прихода немцев .

Вы же уже видели, какую боевую силу представляли собой эти польские офицеры. С началом войны они ставили перед собой только две задачи: куда удрать и кому сдаться в плен с саблей и на хорошие харчи. Один из польских офицеров в нашем плену, С. Любодзецкий, так описывал настроение своих коллег: «Ненависть к Советам, к большевикам – скажем откровенно, – в целом ненависть к москалям была так велика, что эмоционально порождала стремление выбраться куда угодно, хоть из-под дождя, да под водосточный желоб – под немецкую оккупацию. Не было иллюзий, что немцы будут мягко обращаться с польскими офицерами; допускалось, что большинство, а может быть и всех, немцы отправят в лагеря для военнопленных; однако считали, что они будут обходиться с ними в соответствии с принятыми международными нормами…» 54.

Поэтому, когда наши войска в июле 1941 г. прорывались из окружения под Смоленском, то администрация лагерей с поляками не смогла увести их с собой – поляки взбунтовались. С москалями лагерной охраны ушли лишь немногие, может, чуть больше удрали в Польшу. Остальные остались ждать обхождения «в соответствии с принятыми международными нормами» . Вскрыли кладовые лагерей, разобрали свои вещи, деньги и ценности, принарядились и стали в нетерпении выглядывать за околицу. «Водосточный желоб» не замедлил явиться, посмотрел-посмотрел на поляков, вытащил пистолет калибра 7,65 мм и показал им, как в натуре выглядят международные нормы для таких офицеров, как они. Ведь то, что и поляки называли себя офицерами, для немецких офицеров было просто оскорблением.

Но к сильным чертам немцев относят то, что они, дескать, никогда никакие документы не выбрасывают, а все складывают в архивы. Расстреляв поляков, они лагерную документацию отправили в архив. А когда Геббельс начал эту пропагандистскую битву, они ее подняли из архива и на основе лагерных документов составили свои списки, но, возможно из-за спешки, не стали вникать, кого из числящихся в лагерной картотеке они действительно расстреляли, кого на тот момент в лагерях уже не было, а кто удрал. Поэтому и получилось, что у них в списках расстрелянных НКВД в 1940 г. под номером 1105 числится Р. Бежанек55. а он на самом деле благополучно пережил и Катынский лагерь, и войну.

Бригада Сталина имеет несомненное преимущество в том, что ей не требуется фальсифицировать факты: если этот факт действительно является фактом, т. е. если он правдив, то он безусловно ляжет в обоснование версии Сталина. У бригады Геббельса в этом отношении большие проблемы: они сфальсифицируют факт, а потом выяснится, что они его сфальсифицировали неправильно, тогда они лепят новую фальшивку, но она снова не такая и т. д. и т. п.

Вот выше я показал, сколько имеется вариантов фальшивок «заверенной» копии дневника майора Сольского, последний вариант я взял из сборника документов 2001 г., в котором геббельсовцы торжественно клянутся: «Все документы, за исключением двух обширных документов на польском и английском языках (№№ 199 и 226), публикуются… полностью, без купюр» 56. И действительно, если речь идет об информационном мусоре, то такие документы даются полностью, без купюр, чтобы книжка была толще и создавалась видимость кропотливой работы. Но вот геббельсовцы цитируют последнюю запись из дневника Сольского, в которой 37 слов, включая предлоги. И вырывают из нее часть текста: «Спросили об образке, который […]» . То есть уже, казалось бы, сделали фальшивку как надо, но стали печатать на русском языке и заопасались – на всякий случай что-то еще убрали. А ведь несложно и догадаться, что́ именно они выбросили. Что-нибудь типа «…забрали в кладовую» или что-то в этом роде. Я уже писал о геббельсовском издании этих дневников в тех вариантах, которые хранятся в Гуверовском институте в Калифорнии. И тут полно купюр, порой смешных. Скажем, в дневнике В. Вайды, которого по геббельсовской брехне якобы расстрелял НКВД 12 апреля 1940 г., есть запись за 8 апреля, т. е. за 4 дня до «расстрела»: «Сегодня нам дали паек… на целый месяц» 57. Поскольку щей на месяц выдать не могли, то, значит, выдали то, что хорошо хранится. А пленным выдавали: табак, папиросную бумагу, спички, чай, сахар (35 г в день), мыло (300 г в месяц)58. При публикации геббельсовцы застеснялись написать, что именно выдали военнопленным на месяц вперед, и вышеперечисленное довольствие вычеркнули. Действительно, напишешь, что военнопленным за четыре дня до расстрела выдали месячную норму мыла, и сразу возникнет вопрос: а зачем? Чертей подмывать?

У бригады Сталина таких вопросов не возникает, поскольку такая нетипичная выдача пайка диктовалась хозяйственной необходимостью. Старый лагерь военнопленных упразднялся, а у него на складах оставались запасы продовольствия. А в новом лагере, только создающемся, снабжение еще не налажено. И чем с одного лагеря в другой централизованно перевозить тонны табака, чая, сахара и мыла, лучше рассовать все это по вещмешкам пленных, и они сами довезут свое довольствие. А лагерная администрация на новом месте им ничего не будет должна почти месяц.