Позор семьи

— Она была предназначена для меня… Как только я начал задумываться о своем будущем, я не мыслил его без Пимпренетты… А она вот выходит замуж за Ипполита… если бы она выбрала какого-нибудь славного парня, мне кажется, я бы меньше страдал…

Пишеранд взял Бруно под руку.

— Пока она не направилась в мэрию, еще ничего не потеряно… Пойдем-ка, я тебя приглашаю пообедать.

— Я не хочу есть.

— А ты постарайся!

Обед в честь помолвки дочери проходил у Адолей невесело, хотя каждый пытался продемонстрировать радость, которой на самом деле не испытывал. По правде сказать, из-за Маспи Великого не пригласили ни Фонтанов, ни Этуванов, ни Шивров, и Перрина была рассержена на Элуа за то, что на церемонии присутствовало так мало народу. Чета Доло, смущенные неожиданной честью, оказанной им, вообще не проявляли никакой инициативы. Маспи, еще не успокоившись после ужасной перебранки с женщинами, все же силился принять участие в скучном разговоре. Селестина, не в силах простить Пимпренетте то, что она считала предательством, думая о своем Бруно, сидела с кислой миной. Перрина Адоль изо всех сил старалась, рассказывая истории, которые никто не слушал. Дьедонне очень усердствовал, чтобы казаться веселым, но выглядел довольно жалким. Ипполит, видевший, насколько натянутой была обстановка, просто из кожи вон лез, чтобы продемонстрировать свою заботу о Пимпренетте, которая с камнем на сердце сидела и думала о Бруно. Только дедушка Маспи ел с отменным аппетитом те великолепные блюда, которые им подавали, и абсолютно не интересовался, чем так огорчены все остальные. Бабушка с того момента, как она восстала против своего мужа, смотрела на все другими глазами и сейчас испытывала жалость к Пимпренетте, которая совершала глупость, о которой будет сожалеть потом всю жизнь.

И когда наконец наступило время десерта, Дьедонне поднялся с бокалом шампанского в руке:

— Друзья мои, я благодарю вас за то, что вы пришли на помолвку нашей единственной дочери… Вместе со мной, я надеюсь, вы хотите им пожелать большого счастья… с юношей, которого она любит…

— Это неправда!

Возмущенный выкрик Селестины прервал плавную речь Адоля, и он не знал теперь, что еще можно сказать. Перрина нахмурила брови. Оба Доло озлобились. Пимпренетта покраснела. Ипполит сжал кулаки. Маспи Великий повернулся к жене:

— Ты что, с ума сошла?

Уязвленная Перрина Адоль заметила:

— Селестина, вы меня удивляете!

— Нет, это вы меня удивляете, Перрина, что отдаете свою дочь за такого проходимца!

Все разом начали кричать. Ипполит жестикулировал, доказывая, что собирается набить кое-кому физиономию и ему необходимо лишь немного времени, чтобы выбрать жертву. Доло хором спрашивали мадам Маспи, с какой стати она вмешивается и что это она себе воображает. Элуа советовал этим самым Доло не брать на себя слишком много, не зарываться и не забывать, что они оба всего лишь жалкие типы. Перрина возмущенно проревела, что ее впервые оскорбили в ее же собственном доме. Дьедонне попытался объяснить, что произошло всего лишь недоразумение. Пимпренетта плакала, а дедушка сквозь шум голосов пытался докричаться до своей жены:

— Передай мне мороженое, Адель, пока нас еще не выкинули за дверь!

Обстановка окончательно испортилась. Уже не надеясь быть услышанной, Перрина схватила вазу для фруктов и со всей силы швырнула ее на пол, где она буквально взорвалась. Грохот заставил замолчать участников перебранки и напугал дедушку так, что он не донес до рта ложку с мороженым и уронил ее на свой жилет. Голосом, холодная сдержанность которого тут же остановила суматоху, мадам Адоль проговорила:

— Сейчас нужно разобраться, что все это значит, и никто здесь не произнесет ни слова без моего разрешения. Селестина, вы сказали ужасную вещь… Мы ведь давние друзья… почему вы нас так оскорбили?

— Потому что вы прекрасно знаете, что ваша дочь не любит Ипполита, у которого вид недоноска. Его даже в армию не взяли…

Серафина Доло подняла свою мордочку землеройки, чтобы прошипеть, что ее оскорбляют и что она еще вполне способна, как любая другая женщина, рожать добрых детей. Но что для этого процесса нужны двое! Ее муж, задетый за живое, влепил ей пощечину, сын сразу бросился на него, чтобы защитить мать. Перрина схватила парня за ворот пиджака и вновь его усадила, при этом предупредила Доло:

— Жеффруа, если вы опять будете вести себя, как невежа, будете иметь дело со мной! Вы продолжите, Селестина?

— Ваша дочь, я это уже говорила, она не любит Ипполита, потому что она любит моего мальчика!

Перрина покраснела от обиды.

— Вы осмеливаетесь утверждать при всех, что моя Пимпренетта может любить полицейского?

Девушка вскрикнула:

— Это неправда!

Торжествуя, ее мать решила окончательно уничтожить противника:

— Селестина, я понимаю… вы клевещете от обиды! Вы хотели бы разделить с нами тот позор, который Бруно принес вашей семье, но у Адолей никогда не было и никогда не будет в семье полицейских!