Позови ее по имени

– С чем, с чем он шел тебе навстречу?! – Даша почувствовала, что бледнеет. – С коробками?

– Ну да. Тащил, думаю, на пустырь выбросить или сжечь. Пустые.

Даша медленно поставила локти на стол, опустила голову, впиваясь пальцами в волосы, и со стоном произнесла:

– Сахаров! Какого же черта ты молчал все это время?!

Глава 29

Столовая ложка громко чиркала по дну тарелки. Сын доедал ее борщ. Это была уже вторая порция. Он просил добавки.

Она встала, с раздражением прислушиваясь к хрусту в коленях, медленно пошла к плите.

Там в глубокой сковороде плавало в жирной подливе мясо. Большие куски баранины, потушенной с перцем, чесноком.

Сын любил, чтобы еда была пряной, маслянистой. Пустой баланды он и в тюрьме нахлебался. На то, что начал побаливать левый бок, он внимания не обращал. Отмахивался от нее, как от назойливой мухи. Велел молчать и заниматься собственным здоровьем.

А зачем ей ее здоровье, если с ним что-то будет не так?!

– Мать, ты скоро? – окликнул он ее, когда она застыла с тарелкой над раскрытой сковородой.

Она вздрогнула и принялась накладывать. Попробовала губами последнюю ложку – не остыло ли. Убедилась, что нет. И поставила перед ним мясо.

– Не жирная пища-то, сынок? – побеспокоилась она через несколько минут.

Она сидела напротив и наблюдала, как он подбирает с тарелки куском хлеба подернувшуюся жирной пленкой остывшую жижу.

– Нормально, мать. Все нормально.

Он грубым движением двинул пустую тарелку по столу, выпил стакан компота. Громко рыгнул и подмигнул ей весело.

– Ничего, мать, прорвемся. Чуток осталось. Я узнавал. Еще два месяца, и все нам с тобой вернется. Тот сраный договор станет недействительным. И мы снова сможем…

– Сыночек, мальчишку того арестовали. – Она скорбно поджала губы, перебив его на полуслове.

– Какого мальчишку, не понял?

Его красивые темные глаза – предмет ее всегдашней гордости – глянули исподлобья. Губы плотно сжались.

– Того самого, который с тобой на лестнице в августе столкнулся. Помнишь, ты рассказывал?

– А-а-а, это который телок на лестничной клетке шпилил чуть не на глазах у всех? – Он беззаботно хохотнул.

– Уж не знаю, кого он там и чего шпилил, но тебя он видел именно тогда! И может вспомнить, как ты шел с сумкой сверху ему навстречу.

– Может, вспомнит, мать, а может, и нет. На «можа», сама знаешь, плохая «надежа». – Он беспечно хмыкнул, погладил себя по животу. – У нас с тобой, мать, была цель – исправить ошибку, которую ты совершила. Мы с тобой, мать, планомерно ее исправляем. Осталось два месяца и…

– Если они его припрут за что-то, он может им устроить сотрудничество со следствием. И начнет вспоминать, чтобы помочь. – Она повысила голос, достала из карманов вязаной кофты кулаки, легонько постучала ими по столу. – Нинкин племянник еще по двору бродит, за всеми следит. С молодежи глаз не сводит. А молодежь, сам знаешь, она все видит, все знает.

– Это который племянник? На мотоцикле?

– Нет, – помотала она головой – Другой. Полный такой, в очках.

– Этот увалень? – удивленно воскликнул сын. – Он же лох, ма! У него на лбу крупными буквами написано: «ЛОХ».

– Ну, не знаю, лох, не лох, а все видит, все замечает. Даже на телефон снимает. Парня вот снял и тут же полиции сдал. На другой день они за ним приехали.

– За ним приехали, за мной-то нет! Может, он наркоту толкает? Может, какая-нибудь малолетка на него заяву накатала за изнасилование? Чего ты паникуешь, не пойму?

Олег вылез из-за стола, с хрустом потянулся. Она привычно залюбовалась им. Мускулистый, сильный, красивое скуластое лицо. Девчонки еще в средней школе ему прохода не давали. Оттого и учебу забросил, и покатился потом по наклонной. А мог бы образование получить приличное, учился хорошо. На лету все схватывал. Только вот как-то так получилось, что схватил не то.

– Не он по площадке сейчас бегает? – кивнул на окно Олег, встав у подоконника и опираясь на него руками.

Она, морщась от боли в коленях, поднялась, подошла к сыну, встала с ним бок о бок. От него приятно пахло мылом и лосьоном для бритья. Олег сбрил наконец бороду и брился теперь почти каждый день. Мать нежно погладила его по спине, проследила за его взглядом.

По беговой дорожке трусцой медленно передвигался племянник Нины Гонителевой.

С их второго этажа было хорошо видно, как он измучен пробежкой. Мокрые круги разрисовали старую олимпийку на спине и под мышками. Он без конца снимал очки и протирал их носовым платком, который потом совал комком в карман спортивных штанов. И снова бежал.

– Мать, это вот это опасно? – проткнул воздух пальцем Олег, указывая на бегуна. – Я тебя умоляю!

– Никогда не надо недооценивать противника, – произнесла она задумчиво. – Его внешний вид ни о чем не говорит, сынок.

– Как раз наоборот, ма! – заспорил сын. – Его внешний вид говорит о слабой физической подготовке. О куче комплексов. Он неудачник – вот о чем говорит его внешний вид, ма!

– Считаешь?

Она с надеждой подняла на него взгляд, любуясь родным профилем. Сердце привычно заныло от тревоги за него.