Никогда не покорюсь насилию больше. И я выбрала другую тактику, я перестала сопротивляться совсем, я расслабилась. Ему нравится, когда я вырываюсь — так пусть берет холодную ледышку. Он уловил перемену во мне мгновенно, но решил, что я просто покорилась, теперь он уже возился со своей ширинкой. Его член погрузился в мое лоно до упора одним резким ударом. Я знала, что сейчас он смотрит в мое лицо, ожидая реакции, ее не последовало.
— Смотри на меня! — прорычал он.
Я открыла глаза и теперь вложила в свой взгляд все мое презрение к нему. Он двигался быстро, глубоко, приподняв мои ноги за колени, а я смотрела в потолок и молилась, чтобы не подчиниться своему телу. Ник злился, я чувствовала по его толчкам, по его яростным сдавленным стонам. Он бесится, он не понимает, что происходит.
— Давай, смотри на меня, Марианна, не притворяйся, ведь тебе нравится то, что я делаю с тобой. Давай Марианна, покажи мне, насколько ты развратна. Покажи мне, что ты меня хочешь.
Но я смотрела в потолок, по-прежнему стараясь унять дрожь приближающегося оргазма. И мне удалось, думая о его грубых словах, о том, как вчера он заставил меня вытирать свои туфли. Я думала о том, что еще он приготовил для меня? Как он унизит меня завтра?
Ник резко из меня вышел, из моего тела, и теперь я видела, что между его густых бровей пролегла складка. Он раздвинул мне ноги и осторожно раздвинул влажные лепестки моего лона пальцами. Теперь и он сменил тактику, его прикосновения стали осторожно умелыми, он нежно надавливал на мой клитор. Настолько нежно, что я почувствовала, как вся моя уверенность в собственных силах исчезает, Ник знает мое тело лучше меня. Я прикусила губу до крови. Только бы не застонать, не показать ему, что я на грани. Меня начала бить дрожь, от невероятного напряжения, от этой дикой внутренней борьбы. Я зажмурилась, сжимая руки в кулаки, и вдруг взвилась, когда почувствовала совсем другие прикосновения, мягкие, скользкие и острые. Меня ужалила вспышка дикого удовольствия, и я пропала. Дернулась в его руках, но его пальцы сильно сжимали мои ягодицы, не давая пошевелиться. Если раньше такие ласки были прелюдией к самому вторжению, сейчас он решил показать мне всю свою власть над моим телом. Язык скользил, бился, трепетал, опять нежно гладил, а потом он обхватил клитор губами, и я уже вскрикнула, больше не было сил сопротивляться, я впилась пальцами ему в волосы, притягивая его голову еще ближе, жадно требуя разрядки. Меня колотило, подбрасывало, но сейчас Ник уже управлял мною полностью, и он мучил меня, не давая кончить, показывал, кто мой хозяин, и я уже готова была на все что угодно. Наконец-то он позволил мне кончить. Взрыв оргазма оказался ошеломляюще острым, измученная долгой пыткой, я уже не слышала, не понимала, что громко выкрикиваю его имя, изгибаюсь навстречу языку, который вырвал наружу невыразимую вспышку, оглушительную и разрушающую меня изнутри. Я всхлипнула, содрогаясь всем телом. В тот же миг он снова наполнил меня всю до упора, продлевая удовольствие, выбивая из меня крики каждым толчком. Не помня себя от страсти, я царапала его спину, оплетая его бедра ногами, впиваясь жадными руками в его беспрестанно двигающиеся упругие ягодицы. Эти грубые, резкие толчки превратили меня в бешеное животное. Новый приступ наслаждения оглушил, лишил разума, я почувствовала, как он стиснул меня еще сильнее и излился в мое дрожащее и мокрое от пота тело.
Ник настолько сильно прижал меня к себе, что у меня разболелись ребра. Когда он молча встал с сена, я все еще лежала с закрытыми глазами, неистово себя презирая и его тоже.
— Обвинить меня в насилии не получится, под насильниками не кончают, как бешеные самки. Я тебя трахал, а ты стонала как животное. Берит был прав — ты очень горячая штучка. Кстати забавно, ты, наверное, всем своим мужчинам признаешься в любви, поистине замарала такое прекрасное слово. Хотя, может в этом и есть твое проявление чувств. Наверное, ты любишь всех своих мужчин, ведь они дарят тебе удовольствие. Кстати, мне понравилось. Довольно неплохо, даже лучше, чем раньше. Мне следует тебя наградить. Я позволю тебе появляться в правом крыле дома и возможно даже расширю твою комнату. Послушных женщин всегда нужно поощрять. Я мог бы дать тебе денег, да они тебе здесь явно не нужны.
Он ушел, а я свернулась калачиком на сене и тихо себя ненавидела. Нет, он не поверил в то, что я хочу именно его, что он единственный, кто когда-либо ко мне прикасался, наоборот, чем больше я открывалась перед Ником, тем более развратной он меня считал, словно испытывать страсть это порок, за который нужно карать. Для него это было доказательством, что я могла вот так же отдаться кому угодно. Я дала себе слово, что больше не подпущу его к себе, не позволю, не дам ему новых поводов для издевательств. Следующего раза не будет. Пусть лучше бьет, пусть оскорбляет. Но я и не представляла себе, что ждет меня дальше.
12 ГЛАВА
БЕЗУМИЕ ЗВЕРЯ