Позови меня трижды…

А Кузька и Бобка рассказывали анекдоты, но Терех обрывал их, когда они переходили границы приличий и начинали поматериваться.

Бобка неожиданно для их компании стал лучшим барабанщиком их дружины. Катя завидовала ему со страшной силой. Ее почему-то не продвигали никуда по пионерской части, в тимуровцах она себя, по мнению вожатой, не проявила. А в барабанщики запросто попадали самые отпетые двоечники и хулиганы, как Бобка. У них это здорово получалось — барабанить! Они шли впереди дружины, гордые, строгие, в белых перчатках! И вся дружина равнялась только на них, выбивавших упругую ритмичную дробь. Несправедливость с этими барабанщиками была просто ужасной. Каждая дружина гордилась своими барабанщиками, они получали путевки в лучшие пионерские лагеря, они ходили в городской Дом пионеров, где с ними проводили барабанные занятия и показывали кино про контразведчиков. А потом они из этого Дома пионеров выбегали всей барабанщиковской толпой с визгом, барабанами наперевес и без шапок. Тут такое начиналось! Потому что сколько хулигану кино не показывай, белые перчики и палочки клиновые не навяливай, он все равно так и останется дворовой шпаной.

С чердака они спустились по одному. После Тани пошла Катя, домой она бежала сломя голову, начинало стремительно смеркаться. В небе уже висел бледный тоненький месяц.

* * *

Очень плохо, что Терех с ней не пошел. Катя не знала куда себя деть, но чувствовала, что бессонница ей обеспечена. В половине десятого вечера она не выдержала и отправилась к Марго одна.

Катя со страхом вошла в подъезд с вывернутой лампочкой, в темноте она по памяти нашарила незапертую дверь Макаровны. В крошечной прихожей она без особой надежды надавила на кнопку старого выключателя, но тусклый свет загорелся. Правда, в других местах старухиной каморки света не было, потому что висевшие там абажуры были срезаны с кусками проводов. Неверный лунный свет освещал разоренную квартиру Маргариты Макаровны. Большой дубовый шифоньер не удалось сдвинуть с места никому, поэтому у него просто сорвали зеркальные узорчатые дверцы. Все остальное поддалось транспортировке.

Уносили скарб впопыхах, на стене остались клочки от коврика с романтической сценой, пришпиленные крепкими гвоздиками. Было совершенно пусто, с пола Катя подобрала маленькую дорожную иконку и осколки блюдца с синей розой, из которого покойница так любила пить чай. Лучик электрического света из коридора выхватывал кусок внутренней кедровой обивки шкафа, и Катя поняла, что одна из панелей — съемная. Она подошла, отодвинула ее, сунула руку в образованную между шкафом и стеной нишу и достала увесистый докторский саквояж. Потом она прошла на кухню и чуть не упала там, поскользнувшись на раздавленной жабе. Все было побито, порушено, оставаться здесь Катя больше не могла.

У самого выключателя за наружную проводку была заткнута старая пожелтевшая фотка с узорчатыми краями, на которую не польстился никто из мародеров. Катя с дрогнувшим сердцем вынула фото на твердом старинном картоне. С него, прямо ей в душу глянула молодая красивая Маргарита в шелковом дамском демисезоне с пушистой горжеткой и кокетливой шляпке с райскими перьями. Катя сунула снимок за пазуху, к занывшему болью сердцу. Она погасила свет и вышла в темноту подъезда, но теперь, после этого фото, она уже ничего не боялась.

Идти с саквояжем можно было только к Тереховым. Только бы Таньки не было дома! Пусть ее не будет дома! Она ведь не много просит, тем более, что все в жизни идет не так, как надо, поэтому пусть сейчас не будет дома этой Таньки. Ей открыл Терех.

— Таньки дома нет?

— Нет, к подружкам умелась. Зато папаша вот лежит, пьяный в дупель.

— Слушай, мне надо вещи куда-то спрятать, а перед этим надо посмотреть, что я нашла. Там, наверно, альбомы фотографические. Едва приволокла! Картону раньше на это дело не жалели!

— Кать, я спрячу, никто не найдет, даже ты. Но давай бросать это дело, не смотри ты туда, а? Это ты ведь от Макаровны приволокла? Кать, ты ненормальной с этим всем станешь! И я — с тобой в придачу! Мне уже снился сон, что все вокруг — враги, одни мы с тобой самые умные. Первая стадия шизы, между прочим. У меня папка сколько раз в белой горячке в заводской больничке лежал, у него всегда с этого самого и начиналось. Чо в эти карточки смотреть, если наперед знаешь, что после их всех самое малое — раскулачат раза два, а то и расход пустят!

— Да мне сейчас и самой не хочется лезть в этот чемодан, мы с тобой потом вместе все посмотрим, ладно?

— По мне бы, сразу все это в колодец переулка Широкого кинуть!

— Ты чо? А вдруг людей потравим? А ты блюдце склеить можешь?

— Ладно, попробую, давай! Ты в воскресенье в кино пойдешь?

— Ой, Терех! Какое кино! Совсем забыла тебе сказать, что моим родителям за эти авралы квартиру новую дали. Они мне записку оставили, что мы же переезжаем в воскресенье! Прямо, как снег на голову! У самого завода жить будем, чтоб на авралы ходить недалеко было. А там такой дом, что даже двора нет, одна улица и магазины. Зато трамвай рядом.