Позволь ей уйти

— В общем так, Паш, — произнесла она как можно более решительно и отважно, хотя голос всё равно дрожал, словно заячий хвостик. — Давай забудем то, что случилось. Не хочу, чтобы всё, что мы с тобой вместе пережили за эти годы, разрушилось из-за какого-то пьяного перепихона.

“Пьяный перепихон”. Значит, вот как называется то, что было между ними минувшей ночью. Ну а как ещё, как иначе это можно назвать — дружеский секс?..

— Давай забудем, — быстро ответил он, соглашаясь и одновременно не понимая, чувствует облегчение или сожаление. В любом случае… наверное, это и в самом деле оставалось единственным верным выходом: просто сделать вид, что ничего не было.

— Ничего особенного не случилось, — осмелев, продолжила Мила. — Ну, помутнение рассудка, с кем не бывает… Но больше этого не повторится. Правильно?

— Не повторится, — эхом откликнулся Павел.

— Наша дружба — что-то большее, чем вот это вот всё, — горячо произнесла она. — Мы с тобой просто не смогли бы быть парой, у нас совсем другой, более высокий, уровень отношений! Я в принципе не могу быть твоей девушкой. Я ненавижу балет, а ты им живёшь. Я не читаю книг, а ты постоянно это делаешь. Я… ленивая, необязательная, с тяжёлым характером, а ты целеустремлённый, добрый и очень талантливый. Мы слишком разные… Это будет нам мешать.

“Дружить нам эта разность не мешала, а трахаться помешает?” — хотел было съязвить он, но не рискнул. Она была права, во всём абсолютно права. Мудрая, глупая, любимая и невозможная Милка…

Он позорно сбежал, отказавшись от завтрака. Сил больше не было сидеть друг напротив друга в тягостном молчании, тщетно пытаясь подыскать нейтральную тему для разговора, в то время как и его, и её мысли (он готов был в этом поклясться!) крутились сейчас только вокруг одного.

В тот же вечер они с Артёмом поехали в первый попавшийся ночной клуб, легко склеили там пару каких-то куриц и пару часов спустя отодрали их у себя на квартире — так, что девчонки, чьи головы были забиты стереотипами о “нежных и хрупких балетных мальчиках”, потом долго не могли опомниться.

Павел старался заглушить, перебить вкус и запах Милы, ощущение её плеч под своими ладонями, бархатистость смугловатой кожи… он хотел избавиться от проклятого наваждения, но стоило только закрыть глаза — и перед ним принималась покадрово мелькать вся их с Милкой новогодняя ночь, начиная с первого поцелуя на крыше.

Наверное, прошло ещё слишком мало времени для того, чтобы его отпустило…

Он и не догадывался тогда, что так и не отпустит.

=40

Таганрог, 2007 год

Хрусталёва всерьёз взялась не только за обучение Пашки основам балетной хореографии, но и за его воспитание, а также за культурное просвещение. Она заставляла его читать книги и слушать классическую музыку, таскала с собой на выставки и в театры, преподавала ему уроки хороших манер — словом, лепила из детдомовского мальчишки настоящего джентльмена.

Уже позже — много-много позже — он узнал от Высоцкой, что Ксения Андреевна хлопотала об опекунстве над ним, но ей отказали в силу возраста. Она подозревала, что так будет, поэтому даже не стала ничего говорить Пашке заранее, чтобы не обнадёживать его понапрасну. Гражданский кодекс не ограничивал предельный возраст опекунов, но тем, кому перевалило за шестьдесят, на практике как правило отказывали “в целях защиты интересов детей”.

— Вы не сможете в полной мере обеспечить ребёнку все его потребности и нужды, — сказали Хрусталёвой. — В ваши годы ухудшается память, снижаются умственные и физические показатели, а опека над детьми требует немалой активности.

— Я выгляжу выжившей из ума немощной старухой? — скептически поинтересовалась пожилая балерина.

— Пока нет, но… в силу возраста, уж извините, вы в любой момент можете ею стать. Если с вами что-то случится, это будет сильной психологической травмой для ребенка. Ему придётся снова привыкать к новым людям, новому укладу жизни. Вот если бы вы были ему близкой родственницей, например бабушкой…

— Ну и чёрт с вами, — сказала Хрусталёва, поднимаясь со стула и давая понять, что беседа окончена. — Видеться с мальчишкой вы всё равно мне не запретите, а уж я постараюсь сделать всё, чтобы он не чувствовал себя обделённым.

Директриса детского дома не возражала против визитов Пашки к Ксении Андреевне — это помимо занятий в балетном кружке, разумеется. Не менее трёх раз в неделю Хрусталёва приводила Пашку к себе в гости, кормила обедом или ужином, а затем они вели долгие интересные беседы. В основном, конечно, об истории мирового балета.

— Чем отличается современный балет от классического? — спрашивала она его. Пашка изо всех сил напрягал извилины, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Современный танцуют под современную музыку? — нерешительно предполагал он.

— Необязательно, — говорила Хрусталёва. — Есть, к примеру, такой знаменитый английский хореограф Мэтью Борн… В своём творчестве он часто обращается к классическим спектаклям и сюжетам, придавая им новую, оригинальную трактовку. Так, он поставил собственную версию балета “Лебединое озеро”, где передал партии лебедей танцовщикам-мужчинам…