– Я лишь говорю, что все можно интерпретировать по – разному. Включая эту открытку. – Он откладывает телефон на кофейный столик, и экран меркнет. – Тот, кто прислал тебе это, хочет заморочить тебе голову. Он просто псих. И он хочет, чтобы ты отреагировала. Не позволяй ему заставить тебя реагировать.
– Тот человек в полицейском участке положил открытку в пакет для улик. Сказал, что проверит ее на отпечатки. –
– Ты говорила с детективом?
– Нет, с человеком, который работает в приемной. Он был детективом-инспектором большую часть своей жизни, а затем вышел на пенсию и вернулся в полицию гражданским.
– Вот это верность делу!
– Скажи? Представь, каково это: настолько любить свою работу, что ты не хочешь уходить. Даже на пенсии.
– Или ты настолько укоренен в госструктуре, что даже представить себе не можешь, как будешь заниматься чем-то другим. – Марк зевает, не успевая прикрыть рот ладонью. Спереди его зубы идеально ровные, жемчужно-белые, но под таким углом я вижу пломбы в его верхних зубах.
– Хм. Я не думала об этом в таком ключе. – Я вспоминаю Мюррея Маккензи, его внимание и заботу, его вдумчивые замечания, и понимаю, что рада его присутствию в полиции, какими бы ни были его причины оставаться там. – Во всяком случае, он был очень мил.
– Отлично. А пока лучшее, что ты можешь сделать, – выбросить все это из головы.
Он устраивается в уголке дивана, вытянув ноги, и поднимает руку, приглашая меня. Я укладываюсь в привычной позе: его левая рука – на моем плече, его подбородок – у меня на макушке. От него пахнет холодом и еще чем-то непривычным…
– Ты курил?
Мне любопытно, вот и все, но я и сама слышу осуждение в собственных словах.
– Пара затяжек после семинара. Прости, чувствуется запах?
– Не особо, просто… я не знала, что ты куришь.
Представьте себе – как можно не знать, что твой партнер курит? Но я никогда не видела Марка с сигаретой. Даже не слышала, чтобы он упоминал что-то подобное.
– Я бросил много лет назад. Гипнотерапия. Собственно, после этого и заинтересовался психологией. Я тебе не рассказывал эту историю? В общем, каждые пару месяцев я закуриваю сигарету, делаю пару затяжек и тушу ее. Это напоминает мне, что я контролирую ситуацию. – Марк улыбается. – В этом есть своя логика, клянусь. И не волнуйся – я ни за что не стал бы курить при Элле.
Я прижимаюсь к нему и говорю себе, как здорово, что мы до сих пор узнаем друг о друге что-то новое – что у нас общего, в чем мы отличаемся, – но сейчас тайнам нет места в моей жизни. Хотела бы я, чтобы мы с Марком знали друг о друге все. Чтобы мы любили друг друга с самого детства. Хотела бы я, чтобы Марк знал меня до смерти мамы и папы. Тогда я была совсем другим человеком. Любопытной. Веселой. Компанейской. Марк не знаком с той Анной. Он знает скорбящую Анну, беременную Анну, ставшую матерью Анну. Иногда, в присутствии Лоры или Билли, я вспоминаю те времена, когда мама с папой были еще живы, и при этих воспоминаниях я, бывает, чувствую себя как прежде. Но такое случается очень редко.
– Как твой семинар? – Я решаю сменить тему.
– А, – досадует он, – много ролевых игр.
По голосу я слышу, что он морщится. Марк ненавидит ролевые игры.
– Ты пришел чуть позже, чем я думала.
– Заскочил в квартиру. Не нравится мне, что она стоит пустая.
Когда мы с Марком познакомились, он жил в Патни, в квартире на восьмом этаже, где принимал пациентов, и только раз в неделю проводил сеансы в клинике в Брайтоне – той самой, которая распространяла рекламные листовки в Истборне как раз тогда, когда мне больше всего нужна была психотерапия.
Я рассказала Лоре о беременности еще до того, как сообщила эти новости Марку.
– Что же мне делать?
– Рожать, видимо, – улыбнулась Лора. – Разве не так обычно происходит?
Мы сидели в кафе в Брайтоне, напротив маникюрного салона, где Лора раньше работала. На тот момент она устроилась в службу техподдержки интернет-магазина, но я видела, как она поглядывает на девчонок в салоне, и думала, не скучает ли она по веселому щебетанию маникюрш.
– Я не могу, это невозможно, – чуть не плакала я.
Все это казалось мне каким-то нереальным. Я не чувствовала себя беременной. Если бы не с полдесятка тестов, которые я сделала, и задержки, я могла бы поклясться, что все это – просто дурной сон.
– Ну, есть другие варианты, – тихо произнесла Лора, хотя никто нас не слушал.
Я покачала головой: две жизни – и так слишком большая потеря.
– Ну что ж, – она поднимает чашку с кофе как бокал. – Поздравляю, мамочка.
Я сказала Марку за ужином тем же вечером. Дождавшись, пока за столиками вокруг будут сидеть люди: я чувствовала себя безопаснее под защитой этих незнакомцев.
– Мне очень жаль, – сказала я, изложив свои ошеломляющие новости.
– Жаль? – На его лице промелькнуло недоумение. – Это же потрясающе! В смысле… правда?
Он пытался быть серьезным, но его губы невольно растягивались в улыбке. Марк обвел ресторан взглядом, точно ожидая, что все сидящие вокруг разразятся бурными аплодисментами.
– Я… я не была уверена.