Позволь тебя вернуть

Слово “мажор” чаще всего используется с негативным окрасом, который вряд ли имеет какое-то отношение к маленькому ребёнку. Тем более что Саша у нас – обычный малыш, не слишком избалованный или капризный. Но завистливые мамаши в саду уже миллион раз всей моей семье перемыли кости и дали десяток прозвищ. Наверняка фраза о мажоре – именно от них.

- Думаю, Даша услышала какой-то разговор взрослых и неправильно его поняла, – пытаюсь озвучить очевидное для меня объяснение. – Мажор – это мальчик, который не слушается и делает гадости. Но ты ведь их не делаешь? Ты слушаешься воспитательницу?

И чёрт его знает, не совершаю ли я какую-нибудь педагогическую пакость этими словами.

- Конечно, я послушный!

- И никого не обижаешь?

- Нет. Я только с Жориком подрался недавно, когда он сломал мой самосвал.

Увожу разговор на тему самосвалов, чтобы получить передышку на обдумывание, а в идеале переложить ответственность за этот разговор на жену.

Передав Сашу воспитателю, спешу в офис компании моего отца. Вернее, теперь это компания Макса – то, что осталось от некогда процветавшей империи Александра Городецкого. Сегодня там плановое собрание акционеров.

В конференц-зал входить не тороплюсь, сижу в небольшой комнатке слева от входа и через неплотно закрытую дверь наблюдаю за пришедшими.

Когда-то папе принадлежало сто процентов акций концерна. Он был волком-одиночкой, в молодости предпочитал ни с кем не делить ни ответственность, ни работу, ни прибыль. Однако незадолго до смерти отец распорошил двадцать процентов акций, передав их людям, помогавшим удерживать компанию на плаву в те годы, когда он боролся с болезнью.

Как они справлялись с поставленной задачей, судить трудно, поскольку я в то время жил за границей, а отношения с папой у меня так и не восстановились после того, как он узнал о моей мести Тане. Впрочем, на момент открытия завещания, судя по внешним признакам, всё обстояло в целом неплохо.

После воцарения брата дела стремительно покатились вниз. Макс поначалу рьяно взялся за реформы, внёс существенные изменения в структуру и перспективный план компании, заменил ключевых сотрудников, которые посмели критиковать его идеи, и поставил на их место лояльных бездарей или откровенных воров.

Результат налицо. За несколько лет он и новая команда почти полностью уничтожили то, что наш отец строил всю жизнь.

Я предвидел такой исход заранее, потому что знаю своего брата. Он не слишком умён, не очень трудолюбив и при этом не в меру самоуверен. Впрочем, последним я тоже грешу. Но я умею работать и, видимо, неплохо, потому что дела в моей фирме идут в гору, капитал растёт.

Брат ревностно оберегает свою компанию от меня, информацию о положении дел приходится собирать из открытых источников и засланных казачков. С тех пор как появились первые тревожные симптомы, я ищу легальный способ завладеть частью акций компании, чтобы не позволить брату уничтожить её. И вот уже два года активно разбрасываю сети и ловушки. Нет, я не вставляю брату палки в колёса, не мешаю ему, не ухудшаю и без того шаткое финансовое положение и лишь наблюдаю со стороны за его падением. Из каждого его шага вниз я стараюсь извлечь пользу или новый урок.

Мама не сразу приняла мою сторону. Какая мать пойдёт против родного сына? Но когда даже невооружённым глазом стали заметны серьёзные просчёты и их результаты, когда возник риск потерять дело жизни отца, она встрепенулась и согласилась мне помочь.

У меня есть логика и умение просчитывать ходы наперёд, есть команда консультантов. А у мамы есть средства. Конечно, их бы не хватило, чтобы выкупить даже четверть компании в том состоянии, в котором она досталась Максу по завещанию. Но теперь фирма на грани банкротства и гроша ломаного не стоит.

Брат принял в штыки моё предложение о помощи. Он, как и отец, стремится к единоличному владению и управлению всеми процессами. Но только отец был титаном, гением, который умел зарабатывать деньги даже на пустом месте. Он был талантливым стратегом и грамотным тактиком. Увы, на его родном сыне природа опрометчиво решила устроить себе передышку, а взамен наделила его упрямством.

Именно поэтому мне и пришлось плести сети и разрабатывать схемы по приобретению доли компании через подставных лиц. На сегодняшний момент мне принадлежит пятьдесят два процента, а это значит, что именно мои решения станут теперь решающими.

Брат знает, что потерял контрольный пакет. Однако думает, что остальные части мелкие и распорошены по различным физическим лицам, что никто из них не имеет права на блокировку его решений. Он очень зорко следил за тем, чтобы мне не досталось ни одного процента. Его детская ненависть ко мне и патологическая зависть с годами никуда не делись. Он всё так же готов утонуть, но не подпустить меня к кормушке.

За минуту до назначенного времени поднимаюсь и направляюсь в конференц-зал. Все уже в сборе. Брат заметно нервничает – видимо, интуитивно чувствует опасность. Вместо привычной самодовольной маски – на лице усталость. Естественно, поскольку он несколько дней кутил, отмечая какой-то языческий праздник.