Позволяю любить

— Ладно, чего же вы теперь хотите? — с раздражением спросила она. — Уволить меня самолично? Или мне подать заявление по собственному?

— А что это вы так сразу, не разобравшись, решили уволиться? — Он подался вперед, по направлению к ней.

Аня демонстративно отстранилась.

— Я понимаю, это поза страуса, — сказала она. — Сама ненавижу ее, но в данной ситуации иного выхода, к сожалению, я просто не вижу. Вы поверили той гадости, что написана там, а мне — не поверили. Меня это оскорбляет. И потом, как вы собираетесь разбираться? Выставите меня на публичное обсуждение? Товарищеский суд устроим? А своим грязным бельем, кстати, тоже трясти станете?

— Прекрати… те! Я предлагаю поговорить спокойно, в неофициальной, так сказать, обстановке, обсудить создавшуюся ситуацию…

— Я поняла ваш намек. Мой ответ — нет! — категорично заявила Аня, всем своим видом давая понять, что ни о чем договариваться не собирается.

— Вы неправильно меня поняли, — начал он было мягко, но она перебила:

— Я не вчера родилась, Артур Маратович, и прекрасно знаю, что означает эта «неофициальная обстановка». Но! Я в то же время прекрасно знаю цену себе и потому, поверьте, без труда смогу найти себе профильную работу. Хочу напомнить: за последние три года ни один мой пациент не умер — это многое говорит о моем профессионализме. Сожалею только, что мой уход повредит больнице. Увы, в такой враждебной обстановке я работать не желаю.

— Ну что ж… Если наша беседа приняла такой оборот… Знаете, не трудитесь искать работу в нашем городе — уж я постараюсь, чтобы во всех здешних медучреждениях знали, что вы, Анна Сергеевна, не пришли на помощь к пациенту, когда были необходимы I ему. Понимаете, о чем я? Да-да! Вчера, когда привезли упавшего с балкона мальчика, где вас носило? Сказали, что у вас семейные проблемы? Но у всех семьи, и в каждой семье — проблемы! Ваш каприз повредил пациенту.

— Не утруждайте себя обзвоном знакомых. Мой друг из Москвы приглашал меня на работу. Тогда я отказалась, а сейчас вот — соглашусь.

Аня не стала дожидаться ответа и вышла.

Возле двери стояла Степанова. Аня прошла мимо, не удостоив ее взглядом.

— Артур Маратович так кричал! Что-то произошло? — спросила медсестра, догнав Аню, изо всех сил лепя на лице сочувствие. Увы, это ей удалось плохо, явно проскальзывало торжество.

— Обсуждали прочитанную книгу, — ровно ответила Аня. Здравствуй, повод для новых сплетен!

— Какую книгу? — опешила Степанова.

— «Война и мир». Не читали такую? Зря. Занимательное чтиво! Очень рекомендую — развивает интеллект…

— Вы опять меня оскорбляете, Анна Сергеевна? — с угрозой спросила медсестра. — Я ведь могу…

— Да знаю я, знаю, что можете, — со смехом отмахнулась Аня. — Только учтите, мне теперь все можно. Так что уйдите. По-хорошему.

Она уселась за свой стол и быстро вывела на чистом листе бумаги первую строку: «Главному врачу…»

Катя

Как быстро меняется отношение людей!

Только-только тебя считали другом, душой компании, могли завалиться к тебе на квартиру в любое время, большой шумной ватагой, без предупреждения, без телефонного звонка, могли опустошить твой холодильник… и вот вдруг ты становишься чуть ли не изгоем!

Катя и впрямь почувствовала, что друзья стали относиться к ней иначе. Как раз после того случая. Самое противное, что она и сама при этом чувствовала себя в чем-то виноватой.

Катя тоже отдалилась от друзей. Ну не могла она находиться среди веселья и балагурства, когда на душе так мерзко. Один Жека-Одуванчик чего стоит! Надо же, стишок сочинил:

Мальчик девчонку домой провожал,
Возле подъезда ее целовал.
Это девчонку слегка разозлило,
В луже соседней его утопила.

Подавиться бы ему своими рифмами, поэт хренов! Такие стишки только на помойке читать, для бомжей. Теперь все соседи судачат о том, что произошло. И при этом, жалея Максима, осуждают Катю. Можно подумать, это она выбросила его с балкона. Сам он прыгнул. Прямо как в анекдоте: «Прыгай скорее!» — говорит жена любовнику, увидев, что вернулся муж. «Ты что, это же 13-й этаж!» — «Прыгай, сейчас не до суеверий!..»

Непонятное и неприятное это ощущение — собственной виновности! Хоть и понимала Катя разумом, что не сделала ничего плохого, а все же… Зачем впустила Макса в квартиру? Голос разума на это отвечал: «Он же пришел мириться! Был таким милым, искренним, цветы принес и новые диски, музыку хотел послушать, сыпал извинениями. Разве можно выгонять человека, не выслушав его?»

Ладно. Но зачем позволила ему обнять себя? Почему сразу не вырвалась, почему не закричала, не позвала на помощь? Тут уже голос премудрого разума молчал — не знал, что ответить, как объяснить произошедшее. Объяснения типа «не знала, что он это сделает» звучат крайне неубедительно.

Но ничего теперь не изменить. Случилось то, что случилось. Все произошло так, а не как-то иначе.