– Вообще мне кажется, что ей завидовали, – задумчиво произнес он, пережевывая бутерброд с черной икрой. – Вот именно – завидовали! Потому что у нас, откровенно говоря, многие девушки не могут похвастаться работоспособностью, живостью ума… Сидят, ни рыба ни мясо… У нас, конечно, постоянная смена кадров, без этого просто нельзя, но… И все же, мне кажется, вы не здесь ищете. Ну что вы от нас можете узнать? От меня, например? От Машеньки? Кстати, я разговаривал с Машенькой после вашего первого визита, и она мне сообщила, что все вам честно рассказала. А она знала о Татьяне больше, чем все остальные. И уж если она ничего не может добавить, то я тем более. О других и говорить не приходится. Кстати, к нам и товарищи из милиции приходили, разговаривали даже с директором, хотя он очень занятой человек. Очень! Сергей Аркадьевич постоянно в командировках, здесь тоже без дела не сидит, у него вообще нет времени, как у меня, на кофе и беседы с сотрудниками… На нем все бизнес-проблемы. Это я больше творческие вопросы решаю, а в этом без импровизации нельзя.
– Ну хорошо, Филипп Викторович, – притомилась от нескончаемого журчания речей не по делу Лариса. – Скажите, а во время вашего последнего разговора с Прошаковой за кофе вы ничего подозрительного не заметили?
Астахов сложил губы трубочкой.
– Да нет, все было как обычно. Она пришла, мы посидели, она стала жаловаться на жизнь, на мужа…
– Кстати, она не интересовалась, где можно найти крупную сумму денег взаймы?
– Нет, – Астахов все больше изумлялся. – А зачем, так сказать, ей крупная сумма? Нет, я понимаю, деньги нужны всем, и чем больше, тем лучше, но зачем ей влезать в долги?
– Вы знали, что она собирается открывать собственное дело?
– Танечка? Свой бизнес? Впервые слышу! – Астахов настолько разволновался, что еще раз разлил коньяк и быстро выпил. – Но ведь она совершенно не создана для этого. Она прекрасный исполнитель, но слишком эмоциональна… Она, правда, кричала, что уволится с работы назло мужу, но я и это списывал на ее эмоциональность и не относился к ее словам серьезно. Она много чего говорила сгоряча.
– А сделать что-нибудь она могла сгоряча? – спросила Лариса.
– То есть? – не понял Астахов. – То есть это смотря что сделать…
– Что-нибудь такое, отчего пострадал бы ее муж, причем серьезно пострадал.
– Ну-у-у… Гм-м-м… Она говорила, что разведется с ним и все у него отберет, но… – Астахов снова закашлялся, чем вызвал новую паузу в разговоре на целых полминуты. Снова был призван на помощь носовой платок, опять последовали многократные извинения, откашливания и высмаркивания, после которых он сложил руки на столе и продолжил уже более внятно: – Понимаете, это все так, угрозы… Она бы и не развелась с ним по собственной инициативе. Если бы действительно хотела развода, то сказала бы только ему, а не рассказывала бы мне, Маше, всем остальным… Какой в этом смысл, кроме как выплеснуть накопившийся негатив?
Лариса сидела, задумавшись, сосредоточившись на своих мыслях. Когда Астахов закончил, она спросила:
– Вы последний раз ее видели восемнадцатого? Она приходила к вам в кабинет?
Астахов задумался, потом радостно закивал:
– Да-да, мы с ней долго сидели в тот день, отмечали завершение книги, Танечка хорошо постаралась, все сдала даже раньше срока… А ушла она сразу после шести. Я еще видел, как они с Машенькой вышли из офиса, потом Танечка подняла руку, машину тормозила… Устала, наверное, со мной болтать, да и выпили мы с ней, признаться, многовато…
На лице Астахова появилась виноватая улыбка. Но не количество выпитого им с Татьяной захватило сейчас мысли Ларисы, а его слова о том, что Татьяна «тормозила машину».
– И что, она остановила кого-нибудь? – перебила она Филиппа Викторовича.
– Да, почти сразу возле нее остановилась белая «шестерка», – кивнул Астахов. – Я еще запомнил, потому что сам хотел ее остановить. Я сам машину не вожу, приходится на частниках домой добираться. Только хотел руку поднять, смотрю – Танечка голосует. Ну, думаю, пускай она едет себе спокойно…
– Значит, точно белая «шестерка»? – уточнила Лариса.
– Ну да… – снова обиженным тоном ответил Филипп Викторович.
– Не темная «девятка»? – продолжала допытываться Лариса.
Астахов обиженно засопел.
– Я, знаете ли, хоть личного автомобиля не имею, – заговорил он, – но права у меня есть, а не вожу только из-за того, что это требует большой ответственности… Лишний раз рюмочку себе не позволишь, да и вообще… Опасно при нынешнем оживленном движении. И то, что я ношу очки, не значит, что я ничего не вижу. Очки прекрасно корректируют зрение, так что уж «шестерку» от «девятки» я отличу!
– И вы уверены, что Татьяна остановила машину, а не этот человек за рулем сам подъехал к ней? Вы видели, что она поднимала руку и тормозила его?
– Конечно, видел! Своими глазами! Зачем я стану вводить вас в заблуждение? Мне только непонятно, какое это все имеет значение… – развел руками Астахов и наивными глазами уставился на собеседницу.