Позвони мне

Люди обыкновенно устроены таким образом, что их восприятие внешнего мира всегда носит персональный характер. Мы видим и слышим отнюдь не то, что объективно окружает нас, но только и именно то, что в состоянии видеть и слышать в данный момент текущего времени. Когда разноется зуб или одолеет головная боль, картина внешнего мира приобретает надлежащий колорит, соответствующий душевному расположению. Хорошо заметил поэт: «Гвоздь у меня в сапоге кошмарнее, чем все фантазии у Гёте». Когда на сердце легко и жизнь удалась, окружающий мир опять-таки отвечает настроению и видится преимущественно в радужных тонах.

Юрия Гагарина, мужчину, надо полагать, безукоризненно здорового и лучезарного, меньше всего беспокоила мысль о человеческом несовершенстве, о необходимости улучшения породы людей. Фридрих Ницше хотя и был человеком талантливым, но, не открою великого секрета, весьма нездоровым. Он умер от сухотки спинного мозга, то есть от хронического заболевания нервной системы как следствия позднего проявления нехорошей венерической болезни. Психические патологии, несомненно, сопровождали по жизни Адольфа Алоисовича. Парнем он был тоже одарённым, знал толк в высоком искусстве – имея замечательный голос, прекрасно пел, великолепно рисовал. Сталин от рождения был уродцем, с целым комплексом физических недостатков. С детства пытался подвязаться на ниве духовного служения, самозабвенно любил театр, высокую литературу, мог часами, по памяти, декламировать классическую поэзию.

Разумеется, для этих ущербных, физически неполноценных людей мир виделся прямо-таки болезненно несовершенным, вызывающим благородные порывы заняться его исцелением. Никому из них в голову не приходило обратиться к себе, навести порядок в пределах собственной шкуры. Но вот устроить профилактические работы по оздоровлению населения планеты, а кое от кого и вовсе избавиться – казалось делом крайне необходимым, абсолютно гуманным.

Все беды на земле от безбожия. Верующий человек принимает жизнь, окружающий мир как абсолютную данность, в которой ничего не следует улучшать или ухудшать, разве только себя самого сделать немного чище, достойней радения Божия. У атеиста дела обстоят значительно сложнее. Если собственная жизнь складывается комфортно, окружающий мир принимается в его существующем виде. Если же в личном житейском плане возникает неудовлетворённость, атеист заявляет во всеуслышание: «Я в мир пришёл, чтобы не соглашаться». Взбунтовавшийся человек не желает задуматься, что никуда он не пришёл, что жизнь человеческая есть священный дар Божий. Ведь не сами же мы назначаем себе право присутствовать в этом неописуемо прекрасном, бесконечно совершенном мироздании. Тогда, на подмену промысла Божьего, выступает дьявольская гримаса нашего тварного естества, вплоть до нелепой самооценки своего родства с обезьяной и, как следствие, возможности соответствующих поведенческих норм, вплоть до проведения селекционных работ, по аналогии с разведением кроликов.

Германский народ состоит из очень ответственных, трезвомыслящих людей. Развязывая Вторую мировую войну, немцы свято верили, что несут европейским народам благо. Советские, в сущности, миролюбивые люди так же сулили Европе всеобщее благо, разумеется, в собственной, марксистско-ленинской, редакции. Не говоря уже о том, что сами европейцы имели и свою точку зрения на предмет личного блага. Вот ведь в чём основная коллизия Второй мировой. Столкнулось так много благожелателей, что угрохали чуть ли не сотню миллионов ни в чём не повинных человеческих душ.

Когда-то я спрашивал своего крёстного дядю, фронтовика: страшно ли было убивать людей? Он удивлённо вскидывал очи и говорил: «Каких людей? Я же убивал немцев». Когда бы мой дядя Павел знал музыку Вагнера, если бы он, как и я, не представлял жизни без сонат Бетховена, он всё равно бы, конечно, воевал, но на мой вопрос, быть может, попытался бы ответить содержательнее. Наверное, и многие немцы, если бы они видели Покров на Нерли и читали «Старосветских помещиков» Гоголя, как-то более избирательно обращались с прицелами. А быть может, всё гораздо проще – стреляли бы и те и другие, так же азартно и весело, но мне никогда не понять эту готовность миллионов людей подниматься на убийство себе подобных. Даже в царстве зверей, на очень большом удалении от Библии и Корана, не бывает примеров кровожадности, сравнимых с теми, которыми полна наша история.

Если опять-таки обратиться к далеким, варварским, как представляется иным современникам, временам, то наши предки воевали следующим образом. Человек брал в руки меч или копьё и выходил в чистое поле, чтобы сразиться с таким же вооруженным противником. Воины сходились, видели друг друга в лицо, имели возможность просить пощады, наконец, могли не ввязываться в сражение, разворачиваться и бежать восвояси.