Позвони мне

Символическое исполнение католического распятия призвано напоминать верующим, что все люди, исповедующие католичество, составляют одно целое, скреплённое единым церковным гвоздём, как ноги у распятого Спасителя. Декларируемое единство западной паствы позволяло духовенству проникать во все сферы человеческой деятельности, вплоть до личной жизни. Римская церковь на протяжении многих веков фактически выполняла государственную функцию, она прессинговала своих граждан по всему жизненному пространству. Часто делала это откровенно грязно, не брезгуя методами инквизиции, что привело к широкому протестантскому движению.

По существу, католичество посягало на самое высокое достояние человека – быть свободным. Тотальное доминирование, жёсткое давление церкви вполне закономерно вызывало обратную реакцию, потому что, согласно законам Ньютона, «сила действия равна силе противодействия». Вместо желаемого единения люди стали замыкаться в себе. Они приходили в храм Божий, садились на скамью, принимали участие в общественном богослужении, но сердцем своим оставались наедине с собой. Вот эта духовная человеческая разобщённость западного мира жива и поныне, невзирая на видимое внешнее благополучие.

В православном мире всё происходило с точностью до наоборот. Восточная церковь никогда не выказывала стремления подчинить свой воле гражданское общество. Её философское кредо изначально заключалось в том, что каждый человек стоит пред Богом сам по себе, и об этом она заявляла в иконографических канонах, изображая распятого Христа с независимым закреплением каждой ноги по отдельности. Православная церковь никогда грубо не посягала на личную свободу человека, не вторгалась бесцеремонно в его повседневную жизнь. По известному закону противодействия, люди восточного исповедания сами устремились сердцем своим в лоно церкви, в братские объятия друг к другу, и возникло то вожделенное единство, высочайшая церковная соборность, за которую так безуспешно боролось католичество. Не случайно стержневым рефреном в православном богослужении звучит призыв: «Миром Господу помолимся».

Никогда, ни в какие времена, ни в одном католическом храме невозможно было совершать высочайшие подвиги религиозного духа, которыми полна история нашей церкви. Это только православные христиане имели мужество, в годину великих испытаний, сотнями душ затворяться в намоленных святынях и заживо предавать себя огню во имя веры отцов, во славу Господа нашего Иисуса. Зашашлычить публично кого-нибудь на кострище, чтобы Земля не вертелась без толку, – это у католиков получалось превосходно, но чтобы самим вознестись сквозь огонь жертвенного подвига – тут уж увольте, как говорится, только после вас.

Обыкновенный человек, как известно, существо стадное, поэтому для полноценного функционирования сообщества людей всегда требуется некоторая консолидирующая идея, наполняющая общественную жизнь коллективной целесообразностью. В западном мире подобную консолидирующую функцию длительное время выполняла Католическая Церковь. Однако к середине второго тысячелетия эта «контора» настолько нравственно разложилась и дискредитировала себя, что уже само духовенство включилось и возглавило широкое протестантское движение. Почти все великие реформаторы вышли из лона Католической Церкви. Прогрессивно настроенные религиозные деятели отчаянно искали пути обновления института церкви, возвращения ей доверия граждан.

Светское общество, в противовес церковному мракобесию, пребывало в мучительных поисках новых социальных идей, по преимуществу тяготея к модели «Республики» Платона. Некая усредненная версия справедливого социального устройства человеческого общежития предлагалась автором «Города солнца». У Кампанеллы продуманная завершённость функционирования платоновской республики искусственно комбинировалась с уставом монастырских общин, и этот уродливый симбиоз абсолютно несовместимых концепций щекотал воображение европейских мечтателей.

Западное общество в конце концов приняло церковную реформацию с последующими глубокими социальными преобразованиями. Но вот освоить кампанелловские утопии в полном объёме, с установлением специальных общинных порядков, европейцам не довелось. Не потому, что они оказались так уж прозорливы или особенно умны, – этому серьёзно препятствовала закреплённая католичеством разобщённость людей.

Нравственное состояние Православной Церкви, в период западной реформации, было несравненно чище и богобоязненней, поэтому протестантские идеи не могли иметь решительной поддержки в богоносной Руси. Но вот социальная программа общинного устройства жизни людей рано или поздно просто обязана была реализоваться в нашем Отечестве. Этому способствовала объективная легкость, с которой соборность православного вероисповедания накладывалась на выпестованную римским западом утопию построения града солнца.