Позвони мне

Мы-то дети – нам простительно, но ведь и серьёзные люди, уважаемые учёные, целые институты осуществляли какие-то важные расчёты по обеспечению коммунистических потребностей. Социологи, представители экономической науки выдавали в средства массовой информации оптимальные нормы по количеству штанов, съеденных яиц, израсходованных карандашей, требующихся для полноты коммунистического счастья. Всё научно обосновано, с ссылками на классиков марксизма-ленинизма.

Вот только не припомню, как обстояло дело с минимальным количеством улыбок, добрых сочувствий и вообще человеческих радостей, без которых даже лошадиное существование не мыслится по-хорошему. Кремлёвские отморозки всегда видели в подопечном народе биологическую массу, высшим удовольствием для которой отводилось разве что хоровое пение. Не случайно в диссертации одной будущей первой леди, посвящённой организации досуга советских людей, хоровому пению отводилось исключительное, самое почётное, место. А чтобы не путали с сомнительным застольным пением после бокала доброго вина, все виноградники распорядились выкорчевать, дабы не нарушать идиллию. Они-то точно знали, за каждого из нас, кому что положено, а кому чего и нельзя.

Всё-таки мы удивительные люди! При коммунистах всевозможные запреты носили ярко выраженный идеологический характер, они если и были неприемлемы, то хотя бы как-то понятны. В нынешние демократические времена всё чаще проклёвываются признаки националистических, читай людоедских, ограничений и всевозможных табу. Сегодня любой заведующий сельским клубом, сплошь и рядом из тех, кого совсем недавно коммуняки майкой гоняли на водопой, может с лёгкостью решать за каждого из нас, каких артистов следует привечать, а каких и нет. Этим ребятам не терпится разруливать проблемы мирового масштаба, потому им доподлинно известно, на каких языках следует петь песни, читать стихи, в каких штанах, на каких телевизионных каналах, порой забывая о своих непосредственных обязанностях: подборке собственных соплей и чистке сортиров.

Я вот часто задаюсь вопросом: почему именно в нашей стране реализовалась эта импортная – ведь знаем же откуда приплывшая – коммунистическая абракадабра? Авторы самой универсальной теории человеческого счастья ведут себя как Собакевич на званом обеде. Тот, если помните, умял со старта здоровенного осетра, а потом целый вечер со скучающим видом тыкал вилкой какую-то паршивую рыбёшку, изображая полное равнодушие к гастрономическим слабостям. Чопорные европейцы ведут себя не в пример паскудней: они серчают, возмущаются, строят оскорбительные физиономии – дескать, до чего же обнаглели эти русские, устроили у себя какую-то пролетарскую революцию и мутят воду по всему белому свету. Терпение, господа хорошие, памятуйте библейскую мудрость: «Всё возвращается на круги своя».

Мне представляется, что в деле возникновения коммунистической идеи, так же как и в вопросах практической реализации этой химеры, решающая роль принадлежит христианскому вероисповеданию. При этом почётные лавры авторства теоретических основ коммунистического кошмара, несомненно, следует отнести на счёт Католической Церкви. В то время как лавры заслуг по воплощению западных прогрессивных откровений в реальную жизнь по праву принадлежат родной Православной Церкви.

Речь не идёт о злоумышленном заговоре христианских первосвященников, с конечной целью вывода человечества под коммунистические хоругви, речь о другом – о неспособности официальной церкви вести за собой общество, быть его нравственным знамением, его гуманитарным оправданием. Вместо того чтобы сделаться «хлебом жизни» по заповедям Иисуса, церковь постепенно превратилась в параллельный мир, иезуитски обставленный всевозможными запретительными табу. Здесь, на изощрённо обособленной территории, неплохо устраивались и успешно делают это доныне ловкие парни, вольготно паразитирующие на духовных чаяниях и нуждах людей.

Коммунистическая абракадабра явилась своеобразной рефлексией общественной мысли на церковный произвол, чинимый духовенством в христианском мире. Люди, что называется, с чёрного хода пытались подобраться к вершинам Нагорной проповеди. Им казалось вполне правомерным решать интеллектуальными средствами нравственные проблемы общества, по существу, подменяя прямое назначение церкви.

Если немного углубиться в историю развития христианства, можно с абсолютной достоверностью обозначить критические вехи падения евангельского духа в церковном обращении и, как следствие, популяризации коммунистических идей, своеобразного новозаветного эрзаца.

До возведения христианства в ранг государственной религии, наследники евангельской вести представляли живой организм, состоящий из различных течений, не во всём согласных между собой, иногда конфликтующих, но неизменно находящихся в процессе творческого самообновления. Именно возможность свободного поиска, перспектива нахождения новых, ещё неизведанных путей Господних наполняли деятельность первых христиан особым смыслом сопричастности ко Христу.