Позвони мне

Денщик кивком головы выразил согласие с грамотной позицией командира, на всякий случай заметил, что всегда стремится делать как лучше, и принялся выбрасывать в озеро бесполезных червей. Он проворно ополоснул ведро и, прихватив для ремонта бамбуковое удилище, с показным рвением поспешил нести караул у золотозубого пленника.

Василий Иванович тем временем, выждав минутку, расположился на заветной коряге. Внимательно огляделся по сторонам и бережно достал из кармана прожаренный на солнце мобильник, чтобы набрать в нетерпении секретный девятизначный номер. Несмотря на водные процедуры, телефон, к несказанной радости комдива, сработал исправно и в агрегате обыкновенным образом ответили:

– Слушаю тебя, Василий. Поздравляю с благополучным возвращением любимой прогулочной трубки. Может, ты напрасно посвятил свою жизнь кавалерии, может, знаменитый российский флот в твоём лице потерял великого покорителя морских стихий? Подумай, дружище, адмиральский мундир красит не хуже каракулевой бурки.

– Благодарствую за живое участие, Отче наш, и за мундир адмиральский спасибо, но звоню я вовсе не по этому поводу. Проблема у меня гораздо серьёзней возникла, боюсь, без Вашей помощи ни за что самому не управиться. Сегодня ни свет ни заря бойцы пленили и доставили в Разлив отъявленного фармазона и контру по кличке Чумайс. Рыжий, что таракан, долговязый и больно уж жаден, зенками так и шарит кругом. Доложу, как на исповеди, руки до того у бойцов моих чешутся хоть револьвером, хоть саблей в кипящую смолу по ранней дорожке этого красавца пустить. Мне немалых усилий стоило обуздать своих горячих соколиков, задержись хоть ненадолго, разорвали бы подлеца на куски, кое-кто уже в нетерпении плоскогубцами цокает. Зубы у контры, с коронками высшей пробы, что царские червонцы горят. Вы без конца упрекаете нас в излишней жестокости, вот прошу Ваш совет: как поступить с этой гадостью? Дальше позволить ему безнаказанно грабить дивизию или всё-таки взять хорошенечко за ухо и по военному времени под трибунал? Должна же когда-то и в нашей жизни наступить справедливость.

Создатель, не перебивая, выслушал гневную речь несгибаемого рыцаря мировой революции, на какое-то время задумался и попросил кое-что уточнить для ясности:

– Ты какого Чумайса имеешь в виду, уж не того ли, что не так давно гвоздиками по весне торговал? Если память не изменяет, он шустрился с цветами в подземных городских переходах. Вот сейчас окончательно вспомнил: он морду постоянно оранжевым тёплым шарфом укутывал – может, от холода, а может, от знакомых скрывал. В питерских переходах вечная сырость и лютый сквозняк, нахлебался соплей бедолага. Впрочем, нельзя не признать: ловким дельцом оказался рыженький ленинец из полуночной пальмиры. У двоюродной тётки на даче теплицу краденым электричеством приноровился отапливать, однако для обожаемых женщин к восьмому марта прелестные незабудки растил. Это у него с тех тепличных времён любовь к электричеству навсегда сохранилась. Признаться, не стал бы строго судить комсомольца от бизнеса – всё-таки к женскому дню цветочные радости вашим нежным красавицам поставлял.

Василий Иванович даже головой замотал в знак несогласия, в душе у него ещё теплилась живая надежда на солидарное отношение к своему благородному гневу. Дураку ведь понятно, что речь идёт о недобитом буржуе.

– Да этот же, конечно, Чумайс, какой же ещё. Только он, сволочь, после цветов мазуриком крупным заделался, народными электростанциями стал без зазрения совести торговать. А о теплицах, земле и навозе даже вспоминать не желает, морду воротит, респектабельность, сволочь, блюдёт. По моим разведданным, он богатствами непомерными завладел. За одни только зубы червонного золота можно три многодетных семьи на колбасе и медовых пряниках содержать. А ведь получая комсомольский билет, на «сыкуху» божился, что готов за дело товарища Ленина жизнь свою до последнего вздоха отдать.

– А скажи мне, пожалуйста, любезный Василий, – с подчёркнутой вежливостью поинтересовался Создатель, – он своими или чужими электростанциями приторговывать стал? По-моему, в данном случае это самое главное. Если продавал собственное имущество, опять-таки ничего дурного в твоём Чумайсе не вижу. Сам рассуди: чего здесь плохого, когда человек, приложив немало усилий, построил настоящую электростанцию? Может, упорным трудом средства заработал и большое строительство организовал. Потом взял да и продал тому, кто имеет нужду в электричестве.

Василий Иванович от волнения взвился костром на ольховой коряге, как в седле необъезженного скакуна, даже бородой о бинокль саданулся. Едва сдержался, чтобы не прогуляться по матушке: