На самом деле, работников "Плюща" было гораздо больше, чем указанных имён. Чтобы не путаться в них, мы (пока) ограничили круг (света) персонажей. Нужные выйдут сами, а ненужных незачем и звать. Время покажет. Времени, кто есть кто, виднее, чем нам, в (слабость) силу своей человечности ограниченным "здесь и сейчас".
Бывало всякое. Постоянник, зазвавший в приват весь состав, из двадцати, в смене, девочек, и вынудивший администратора закрыть заведение для входа новых людей. Муж Элен, пришедший ровно в эту ночь, чтобы принести ей еды, к которому она вышла, как была, в распахнутом халатике сверху на нижнее бельё. Его стояк, не оплаченный, потому – нетронутый. Организация Виктором массовых мероприятий по всему городу. В том числе для детей. Кокаиновые вечеринки со сливками общества. Интриги, козни за спиной, разборки, слёзы. Номера, сочинённые Юной, передаваемые Лёше, как идеи для обработки. Процесс создания танца, чистое творчество, без оглядки на финансовый вопрос. Гран при на конкурсе по стрипу. Посиделки в джакузи с шампанским. Многое менялось. У джакузи – лампочки. В должности – хореограф. Многое менялось и раньше. Вводились промо акции. Бренд ширился и рос. Подкупались таксисты у вокзалов и аэропортов, чтобы везли отдыхающих не куда-нибудь, а прямиком в "Плющ". Бандиты по-свойски заглядывали на огонёк. Мужчины приходили и уходили. Женщины приходили и уходили. Влюблявшихся в клиентов, за идиотизм, беспощадно увольняли. Уезжавших в отель или обменявшихся контактами – тоже. Работа работой. Личное личным.
Волкову нельзя было напугать чисткой. Она сопереживала каждой волне красоток. Волн, подобных нынешней, прошла не одну и не две. Юну беспокоило иное: её собственная неспособность стоять под шквалом. Истощённая и морально, и физически, она не отказалась бы последовать за Вероникой туда же, куда та целеустремлённо катилась. Прямиком в бездну.
***
ОБЛАСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ: ДОМ. ОБЛАСТЬ ЗНАЧЕНИЯ: ПСИХИКА.
Сидя на набережной, над каналом Грибоедова, с щебечущей у самого уха Айзой, между бетоном и свинцовым небом, Юна не слушала ни её голос, ни тихий, снизу, плеск. Её вообще, можно сказать, не было там, где её видели. Физически она была: девушка в голубых джинсах, сером пальто, белых кроссовках, с убранными под шарф волосами. Была – физически. В небытии ей представлялась оранжерея Таврического сада, куда они, она и Тимур, ходили поговорить настолько давно, что память об этом, затёртая множеством перечтений, перестала означать правду, превратившись в историю. Сам Тимур (не по своей воле, скорее, вопреки ей) стал для неё мифом о спасении и, в то же время, символом утраченного рая, потеряв внутри неё (за всем, что она вложила в его образ), главное: самого себя. Для неё было удобнее его отсутствие. Она не хотела, чтобы он, спаситель, приходил. Как верующие, большинство из них, чураются страшного суда. Что ей, что им, приятнее думать про сад, который не вернёшь, про гармонию, к которой стоит идти, нужную в качестве недостижимой цели, но теряющую всякий смысл после её достижения. «Нельзя богов пускать к себе на выстрел», – подумала Юна. Некстати вспомнился Герман. Она вступила в листву.
Прошла за раскидистые пальмы, ненасытный плющ, араукарии, к фонтанам. В самой глубине жил фикус, огромный, старый. Под ним стояли стульчики. Можно было отдохнуть. Она прошла и села там. Теперь она сидела в двух местах: на набережной, где холодно, и в оранжерее, где тепло. Айза ждала такси. Юна тоже, вроде, ждала такси. Потому они тут и сидели. Тимура нигде не было. Наверное, запаздывал. В кармане лежал его номер. Звонить не было смысла.
Фикус содержал в ветвях змия, сверкающего белой чешуёй. Понять, где, среди хвоста, прячется голова, было довольно трудно. Она и не пыталась, довольствуясь знанием: голова есть, и, наверняка, хитро улыбается. Змия видела, между тем, только она. Для остальных посетителей оранжереи тот прикинулся гирляндой. «Обманщик, – бросила ему Юна. – Отец лжи человеческой. Родная душа».
Для остальных посетителей жизни она упирала задницу в бетон. После тяжёлой работы, да ещё и на отходах, не особенно придираешься к месту отдыха.
– Может, ты всё-таки хочешь выпить? – спросила Айза. Это Юна услышала, отозвавшись:
– В другой раз, обязательно. Когда у тебя следующая стажировка? – Ей было всё равно, когда. Хотелось спать. Уехать тоже хотелось. Из города, из тела, из галактики.
– Завтра. Ты завтра будешь? – Глаза сверкают, пальцы в кожаных перчатках жмут сумку к коленям.
– Буду. – Не уточняя, где. – Отдохни сегодня, как следует. Что бы ни было, себя надо беречь.
Змий смеялся, шипя: кто бы говорил. Тимур не появился. Он и не должен был. Он не знал, куда приходить и, даже знай, не мог бы забраться в её голову. «Или же… змий – и есть Тимур? – вопросила она себя. – Нет, куда там ему. Слишком теплокровный для рептилии. Наверное, это Герман. Да, Герман, точно. Очень похож». Она показала змию язык. Он показал язык ей. Всё стало понятно. Брат снова перевоплотился. Общаться с ним резона не было.