Остался только Серёжа.Онзасел во мне прочно, и уходить никуда не собирался. Должно быть, он очень расстроился, что упустил ценного заложника?Онтоже предатель, зачем я думаю о нём? Наши с ним беседы по душам, интимные прикосновения, поцелуй — всё было правдой только с моей стороны. Мужчина меня обманул с такой лёгкостью, потому что я сама позволила ему это сделать.
Я искала что-то настоящее на войне, глубокое и душевное, я на секунду позволила себе представить,чтоесть здесь место для искренних чувств, для любви и милости,чтолюди способны оставаться людьми, что-то чувствовать, продолжая жить.
Как же я ошибалась!
На войне есть жизнь, наполненная болью лишений и страхом. Есть нелепая смерть, когда погибают не героями. И жгучая, слепая ненависть, которая не даёт тебе ни единого шанса подумать,чтоправильно, ачтонет.
В Стальном не было людей, и это было замечательно. Создавалось впечатление, что этот город только для меня одной, и весь мир принадлежит мне.
Где-то далеко идут ожесточённые бои за города, людиборютсяза что-то, порой даже не понимая, за что.
Я больше не хочу бороться. Зачем? Мнение о том,чтоправильно, ачтонет, настолькосубъективно,чтостоитвзглянуть на ситуациюс другой стороны, и твоя твёрдая жизненная позиция полностью обесценивается, теряет всяческий смысл, а быть может, и вовсе, превращаетсяв зло.
Что было бы со мной, неприедья в Кижи?
Я вышла бы замуж за Марселя. Вышла бы, потомучтоникого другого не было, потомучтоя не знала, какой он на самом деле трус, и не узнала бы никогда. И с Серёжей бы я не познакомилась, не испытала бы тех волнительных чувств, на которые я, оказывается, была способна.
У нас с Марселем был бы красивый дом и дети. Я бы готовила борщи, с улыбкой наблюдая в окно, как малыши резвятся во дворе, а мой муж подстригает лужайку.
А потом бы пришлиберлессыилибургедонцы, илибриминцы–неважно. Марселя бы забрали на войну. Силой. Потому что он трус, и добровольцем никогда бы не вызвался. Наш уютный дом разбомбили бы в хлам, а моих крошек и меня посекло бы осколками мин.
И что теперь?
А теперь ничего. Просто ничего.
Я даже не знаю, кем я хочу умереть:фрогийкой,кижанкойилиберлесской.Этоочень удобно вмоёмслучае выбиратьсебенациональность и очень сложно, потому что всеэтинациональности мне омерзительны. Почему я не могу умереть просто человеком? Без имени и отчества, без принадлежности к каким-то другим людям, не связывая себя с ними по крови,идеологиейи прочей мишурой?
Наверное, так устроен человек. Даже перед смертью ему нужно во что-то верить и кем-то быть, потому что умирать никем уж совсем горько.
Мне больше незачем было жить, но и умирать не хотелось. Как будто бы у меня имелись незаконченные дела, которые я не могла оставить. Какие у меня могут быть дела?Без понятия.
Мне захотелось спать. Нужно было всё же открыть дом. Нехотя, с трудом, я поднялась на ноги и потащилась к машине. Спрятать бы её куда-то, чтобы не привлекать внимания. Чёрт его знает, кого я могутутвстретить. Беглецов с войны, сталкеров, а может, и обычных жителей. Серёжа же говорил, что в районе живут люди. Я совсем не хотела, чтобы на меня наткнулась хоть одна живая душа.
Открыв багажник, я осмотрела его содержимое. Домкрат,баллонник, отвёртки,ключи, трос — всё не то. Чёрт, мне нужно было что-то попрочнее и посерьёзней.
Справа от меня послышался какой-то чих, а потом гулкое утробное рычание. Я перевела взгляд на источник звука и обомлела.
В нескольких метрах от меня стояла огромная серая собака. Ощерившись, она готовилась напасть, скаля свои огромные зубы.
Господи, да это никакая ни собака! Это волк! Самый настоящий!
Конечно же, я видела волков по телевизору и в зоопарке, но так близко никогда. Животное было невероятно огромным, а быть может, я просто сильно испугалась, вот оно мне и показалось таковым.
Господи, что же делать? Что?
Волк осторожно шагнул ближе, медленно перебирая напряжёнными лапами. Инстинктивно я выхватила избагажникамашиныдомкрат, вцепилась внегообеими руками. Он был довольно увесистым, но я бы предпочла огнестрельное оружие или бейсбольную биту. Бежать не было смысла, волк настигнет меня в два прыжка. Запрыгнуть в багажник и захлопнуть его я тоже не успею.
— Уходи! — крикнула я волку. — Пошёл прочь!
Животное только зарычало громче, оскалившись снова. Я ждала его прыжка, но всё равно это было ошеломительно. У меня была возможность нанести только один удар.
Илияегохорошенько тресну железякой, илионвцепится прямомнев глотку.Размахнувшисьизо всех сил,яврезалапо летевшей на меня туше, наотмашь, наугад.
Нестерпимо завоняло псиной. Удар. Волквзвизгнул и отлетелот меня.Япотеряла равновесие и грохнулась на землю, роняя домкрат.
Нет, нужно подниматься!Яне могу умереть прямо сейчас! Только не сейчас!
Подобрав железяку, я вскочила на ноги и приготовилась к новому нападению. Волк уже не был так смел. Он потряс головой, выписывая зигзаги возле меня, похоже, он получил от меня по своей страшной морде.
Во мне вскипела такая ярость, что сил ждать уже не было.
— Давай! Иди сюда! Попробуй ещё раз! — провоцировала я зверя.