Позывной "Калмык" (СИ)

— Э, тупой башка. Чё империйца сказать? Спасибо сказать? Пожалуйста сказать. Кушай на здоровье сказать? — Держи за «нерусь» ответку, легко полковников полиции оскорблять, зная, что за это ничего не будет.

— Э, сам тупой башка. Государыня Александра Фёдоровна сказать… А! Сказала, что благодарит Анну Тимофеевну за участие в здоровье принцессы.

— Холосый государынь. Спасибки пеледай.

— Афанасий Александрович, поблагодарите от моего имени Государыню и скажите, что мне очень понравилась принцесса и нужно обязательно её вылечить.

— Всенепременно! — Радищев с такой радостью покинул их половину, будто тут перед ним начали пыточные всякие инструменты раскладывать.

— Анька, я не понимаю ничего? Ты почему зарёванная пришла?

Дальше было так. Ну, это Анька так начала дальнейшее повествование про аудиенцию и медицинский консилиум в одной обёртке.

— Я и говорю, что у ребёнка туберкулёз. Они на меня глаза выпучили. Чахотка, говорю у принцессы. Нужно девочку отвезти на южный берег Крыма при этом в хороших условиях перевезти с шатрами или на большом корабле по реке. Там построить дом из сосны или кедра. И в нём пять лет жить. Немного подвижных игр, ходить по посаженным хвойным аллеям. Пить кумыс каждый день и есть много мяса, ну и про моль пчелиную и вообще про пчёл рассказала.

— Пока не вижу из-за чего тут плакать? — развёл руками Сашка. — Всё сказано правильно.

— А этот на меня смотрит рыбьими глазами и никак не реагирует. Словно статуя, что на крыше Зимнего стоит. Хоть бы кивал, или спорил. Нет, стоит и молчит, и смотрит сквозь меня.

— Говорят, что Николай вообще такой, никому не верит и всё хочет сделать сам. Из-за этого Россия и… И не важно. Дальше, что было?

— Ну, там вопросы Мартын Мартынович задавал про Левенгука. Я сказала, что ты в книжке прочёл иностранной. А ты где узнал? — вдруг остановилась Анька?

— В книжке прочёл иностранной — это двести лет назад было.

— Ага, я так и сказала. А императрица потом про отвары спрашивала грудные. И всё по-немецки, а я не так уж хорошо знаю, на русский сбиваюсь всё время. И тогда Николай стал переводить для жены и доктора. И ещё хуже на меня смотрит. Прямо презрение такое в глазах. Мол, даже немецкого не знаю. А чего у него лейб-медик и жена живут в России и русского не знают. На них бы так смотрел.

— Молодец. Надеюсь, ты им такого не сказала? — внутренне напрягся Кох.

— Это ты дурень. А я не дура. Конечно, не сказала. На французский перешла. А потом меня Мандт стал про холеру спрашивать, и как мы с тобой её лечили. Я всё как есть и рассказала и опять про зверей этих мелких. Ну, говорю, а тут на Государя взглянула, а его перекосило всего, сейчас зарычит на меня. Мол, каждая девка лесная будет его учить, как с эпидемиями бороться. Но не закричал, только отвернулся. Ну я решила, что хватит и рассказала про сон и пожар в Эрмитаже. Он выслушал, его опять перекоробило всего, и говорит мне, как больной срамной болезнью, презрительно так. Вы свободны мадам Сергеева. Не смею задерживать и огромными шагами усвистал из залы. А тут эта девочка расплакалась, горько так. Я не выдержала и тоже зарыдала. Ну, а Михаил Юрьевич меня увёл. А мне жалко принцессу и мать её — немку. Так и ревела всю дорогу.

— Всё хорошо, что хорошо закончилось, — Сашка обнял кикимору и опять стал по голове гладить.

Не стал говорить Кох Аньке, что Николай, сто процентов, не на неё злился, а на лейб-медиков. Их куча целая во дворце, а ещё преподаватели — профессора в университетах. А докторов немцев в стране и не пересчитать. И никто из них не сказал из-за чего холера. И лечили неправильно, и до бунтов довели некоторые города, а самое главное, никто не сделал вывода и не провёл анализ. Ну, теперь, предполагая, что он знает характер Николая, всё так закрутится, что мало никому не покажется. И Левенгука откопают и микроскоп его купят, сколько бы он там не стоил.

У Николая мировоззрение сегодня сломалось, мир рухнул. И это сделала купчиха без университетского образования. Не на неё злился, на себя.

— Всё хорошо, что хорошо закончилось, — повторил Сашка.

Событие пятьдесят девятое

«Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах»

Вуди Аллен

Расскажи богу о своих планах. Рассмеши его. Всё закончилось???!!! Да всё ещё и не начиналось. Прошло дня два, Сашка вспоминал стихи про войну, и с Анькой в шахматы играл. А ещё он нанял себе учителя француза. Тот его и в языке лягушачьем подтягивал, и фехтованию на шпагах учил. Успехи были средненькие. И может быть это и не лучший фехтовальщик? Не дай бог с настоящим профессионалом доведётся на какой дуэли схлестнуться.

— Вашество! Кареты. Много! — в зал вбежал Ванька, как был, в полушубке и валенках.

Почти сразу и люди появились из этих карет, толку от того, что их Ванька предупредил. Сидели играли с Анькой в шахматы, изучали книгу по этой игре какого-то русского автора. Обложки и половины книги не было. А эту им букинист, куда они зашли в нагрузку всучил, к книге со сказками Пушкина.