Позывной "Хоттабыч" (СИ)

— Молодой человек, — невозмутимо произнес доцент, опустив очки на кончик носа, — карла — это человек невысокого роста, карлик. Если это намек на мой невысокий рост, то это выражение, несомненно, соответствует действительности. Однако, настойчиво не советую вам педалировать этим моим недостатком! Я и обидеться могу!

На этих слова в «группе поддержки» Варфоломеева оскорбительно зафыркали, видимо, не принимая слова престарелого преподавателя всерьез. Дескать, видали мы таких обидчивых! Ладно, поглядим, чем весь этот цирк в итоге закончится? Есть у меня какое–то смутное предчувствие, что старичок–доцент не так прост и нелеп, как это кажется на первый взгляд. Да и абы кого приглашать читать лекции на Силовое отделение училища Красных командиров явно не станут.

— Что касаемо «поганой немчуры»… — продолжил Вильям Карлович, не обращая внимания на ядовитые подхихикивания, продолжающие доноситься с последнего ряда. — Я не скрываю своей национальности, несмотря на военное противостояние моей родной страны против нацистского Рейха! Да–да! — Перекрикивая усилившуюся «возню» после этих слов, продолжил Шильдкнехт. — Вы не ослышались: Советский Союз, и в частности Поволжье России — моя родина! И я, так же, как и вы готов за нее бороться и защищать! Мои предки, как и я сам, вот уже двести лет верой и правдой служат России, невзирая на то, что прибыли когда–то из Германии!

«Интересно, — подумалось мне в тот момент, — а как в этом мире обошлись с Поволжскими немцами после начала войны? После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» в моем мире была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная их депортация в отдалённые районы Сибири, Казахстана и Средней Азии».

— Вот и вали в свою Германию, фриц! — злобно прошептал Толоконников.

И это услышали все, и преподаватель в том числе. А вот это настоящий залет, курсант! И я буду не я, если этот сморчок–препод спустит все «на тормозах». Так оно и оказалось, не меняя своего умильного выражения «чокнутого профессора», Вильям Карлович вытянул вперед свою хилую ручонку с растопыренными веером пальчиками. С них сорвался какой–то «желеобразный» прозрачный сгусток, который стремительно преодолел расстояние между партами и натурально прилип к мордашке охреневшего от вседозволенности нахала, размазавшись по всей его поверхности.

Буквально через мгновение кожные покровы лица Толоконникова «дрогнули» и, как будто, смазались и потекли. Великовозрастный нахальный недоросль враз растерял всю свою невозмутимость, испуганно схватившись ладонями за «размягчающуюся» на наших глазах физиономию. Но даже из–под судорожно шарящих по лицу рук было прекрасно видно, что ротовая щель напрочь заросла, словно её никогда и не было! Исчезли губы, заменившиеся сплошной кожаной «заплаткой» растягиваемой в истерике челюстями Егорки. Для неподготовленного неофита — страшно! Даже меня, такого непоколебимого старикана до мурашек проняло!

Да, а профессор, оказывается, еще тот выдумщик! Думаю, что после такой наглядной демонстрации любителей перешептывания и передразнивания на его занятиях не будет. Вон, его дружки приятели, дрисьнули по углам от корефули, словно от чумного! Я еще раз бросил взгляд на мычащего в испуге Толоконникова и сам вздрогнул:

— Мама мия!

Да у него и зенки напрочь заросли! Хулигана еще и зрения лишили! Ай да профессор, ай да молодца! Вот это по–нашему! Такую науку век помнить будешь! И захочется забыть — не забудешь!

Ослепленный Толоконников вскочил со своего места и, отчаянно мыча и размахивая руками, кинулся, куда «глаза глядят». А глядят они, правильно, никуда! Запнушись о лавку он с грохотом сдвинув пару парт, рухнул на пол и начал извиваться, словно насажденный на рыболовный крючок червячок. На шум дверь класса распахнулась, и на пороге появился старший наставник Болдырь:

— Вильям Карлович, у вас все в порядке?

— В полном Никифор Фомич! — мило улыбаясь, ответил доцент. — Учебный процесс в самом разгаре!

— А! — понятливо кивнул Болдырь, брезгливо пробежавшись взглядом по извивающемуся на полу Толоконникову. — Тогда не буду мешать! Продолжайте… — И закрыл за собой дверь.

Глава 23

Наконец, Толоконников, основательно поколотившийся о металлические ножки парт, замер без движения, тихо поскуливая, словно побитый пес. А ведь «профессор кислых щей» мог запросто ему и ноздри зарастить, лишив тем самым доступа воздуха! Последствия, надеюсь, вы сами сумеете оценить!

— Вильям Карлович, а как называется ваша Силовая специализация? — не сдержавшись, полюбопытствовал я.