Позывной «Крест»

– Не убивайте меня, мистер! Прошу вас. Я ни в чем не виновата, – повторила женщина, и стало ясно, что английским она не владеет, просто выучила несколько фраз, как мантру, на всякий случай.

– Кто ты и зачем преследуешь нас? – спросила Светлана на арабском, подойдя к месту событий.

– Вы не террористы? – с надеждой спросила сирийка.

– Ты понимаешь, что чуть не убила его? – разозлилась Соломина и замахнулась было, но Виктор перехватил ее руку:

– Света, лучше переводи.

– Что вы здесь делаете? Почему хотели убить меня? – как можно спокойнее произнес Виктор.

– Я тут, чтобы поесть… найти поесть… Дети… голодают. Трое…

Женщина, видимо от переизбытка эмоций, плашмя упала на каменную дорожку храма и разрыдалась.

Виктор и Светлана подняли сирийку и отвели вглубь монастыря.

– Мы спокойно жили здесь, в Маалюле, в своих домах, со своими детьми и стариками, никого не трогали, – сквозь слезы тихо рассказывала «экстремистка», еще пять минут назад метнувшая нож в Лаврова.

Это была молодая женщина с живыми, черными, как маслины, глазами, в длинной до пят черной мужской рубашке и такой же черной куфии.

Беда случилась два месяца назад, когда восьмого сентября на рассвете в городок вошли боевики «Джебхат ан-Нусры»[12], но несчастная сирийка, которая жила возле монастыря Святых Сергия и Бахуса, переживала все, как будто это случилось вчера. Она была близка к истерике.

– Ну не плачь, не плачь, милая, – перевела слова Лаврова на арабский Светлана, обняв ее за плечо, и тут же добавила от себя: – Сейчас ничего не бойся. Мы рядом, мы сильные.

Женщина действительно как будто успокоилась, посмотрев сначала на Соломину, а затем на Лаврова. Они, скорее всего, были первыми, кто за эти два месяца пытался ее утешить.

– Как тебя зовут? – спросил Виктор.

– Ита Вахба, – шмыгая носом, ответила случайная собеседница.

В тени одного из близлежащих домов Виктор разливал из походного термоса горячий мате.

– Попробуй. Очень помогает… от слез, – предложил он женщине, отхлебнув из своего стаканчика. – Ты такого точно никогда не пила.

Весь багаж он, конечно, оставил в гостинице, но неизменная легкая заплечная сумка, которая видела, пожалуй, все континенты, содержала самое необходимое. В том числе и термос с горячим мате.

Взбодрившись после этого достаточно крепкого зеленого напитка, Ита взяла себя в руки и продолжила рассказ.

– Мы не можем понять, что произошло. Они врывались в наши дома, поджигали их, а также магазины, лавки. Все наше имущество они разграбили, все взяли. Стариков убивали, и женщин тоже, детей выгоняли на улицу. Они резали всех, кто попадался им на пути!

– И мусульман? – удивилась Соломина.

– И мусульман, и христиан.

– Мусульмане убивали мусульман? – недоверчиво переспросила Светлана.

– Боевики – не мусульмане. Они звери! Без роду и племени, – был ответ.

– Скажи, Ита, – перешел к главной теме Лавров, – ты, случайно, не знаешь, в этом монастыре служил протоирей Иеремей…

– Знаю. Хороший такой человек, большой, умный… Наверное, как ты, – отвесила неловкий комплимент Виктору Ита.

– Спасибо, Ита… Где Иеремей сейчас? – нетерпеливо спросил Лавров.

– Он был здесь, когда монастырь разрушили, помогал уезжать христианам. А потом куда делся – не знаю… Может, и нет его уже…

Да, так случилось, что все христиане, проживавшие в Маалюле, покинули свое жилье – ушли неизвестно куда. А как прекрасно играли оркестры в праздник Пасхи! И все православные шли в монастыри, за которыми словно бы присматривала статуя Христа, возвышающаяся над городом. «Совсем как в Рио-де-Жанейро, – думал Лавров тогда, в 2001 году. – Бережет своих детей…»

Теперь тот же Христос с тоской взирал на опустевшую Маалюлю, будто спрашивал: «Что же вы наделали, дети мои?»

Виктор и Светлана помогли сирийке, чем смогли, – купили пару банок мясной тушенки и крупу, после чего отпустили с миром, а сами направились в монастырь Святой Равноапостольной Феклы на другой конец города.

– Уж они точно должны знать, где настоятель, – с надеждой сказала Светлана.

– Все монахи разрушенного монастыря Святых Сергия и Бахуса, наверное, либо перебрались в Баб Тума – христианский квартал в Дамаске, либо вообще ушли в Ливан от греха подальше, – предположил Виктор, завернув в какой-то закоулок.

– Ты так хорошо Сирию знаешь, будто здесь рос, – похвалила его Светлана.

– Да-да, ты разве не знала? Я вырос в христианском квартале Борщаговки, – ответил журналист с нарочитой серьезностью.

– Борщаговка, Борщаговка, – бормотала Соломина, пытаясь вызвать из памяти незнакомое название. Потом не выдержала и взяла в руки навигатор.

Виктор встал за спиной у девушки, нависая над ней.

– Это тут недалеко, пешком – через Турцию, Болгарию, Румынию, Молдову и прямо в Киев. Всего пять тысяч четыреста километров.

– Да иди ты, – фыркнула девушка, спрятала навигатор и двинулась вперед.

– Сестре не должно говорить такие слова, – наставительным тоном произнес Лавров.

– Ты не монах! Ты Вельзевул! Змей-искуситель! – покраснела Светлана.

– Не греши в сердце своем, ибо сказано… – начал Виктор, словно на исповеди.