Позывной «Крест»

— Ах, вот как! — Ермолай уселся в кресло и жестом указал молодому человеку на другое. — Что вы разумеете в жизни и смерти?

— Надеюсь, что я понимаю главное, — заверил его отец Карп, — я же священник.

— Да, — согласился собеседник, — вы покойников отпеваете и новорожденных крестите, но вся ваша наука получена в семинарии, собрана в пособие для начинающих священников.

— Я с вами согласен. Я думаю… — перебил инока священник.

— …что смерть — это светлая печаль, — не дал ему договорить Ермак и передразнил: — Что скорбь — это печаль, но спасение светло. Вот и все ваше убогое знание о жизни и смерти.

— А вы что знаете, брат Ермолай?

— Я много знаю, — вздохнув, заверил его собеседник. — И год назад я опять эту науку в Сирии постигал. Я убивал. Пристрелил турка, зарезал старого сирийского генерала. Казнил молодого, вот как ты, палестинца. Продолжать?

Глаза священника округлились, казалось, он сейчас подпрыгнет и выскочит из кельи с криком: «Изыди, сатана!»

— Я буду помнить об этом до последних дней, — продолжил Ермолай. — Жуткие воспоминания. Но я с ними смирился.

— Ну а теперь про жизнь, — предложил отец Карп, мужественно выдержав рассказ Виктора до конца.

— Я выжил на афганской войне, семьей обзавелся, — задумался инок.

Ермолай замолк, не желая рассказывать молодому священнику ни о жене, ни о повзрослевших дочерях, ни о приключениях в Новой Гвинее, в Гималаях, на Юкатане, в Южной Америке, в Антарктиде и в Африке.

«Будет эта украинская Пальмира городом ночей, песен, вина, трубадуров или просто дур. Выбирать тебе», — подумал Ермак.

— Кажется, о жизни вы знаете меньше, чем о смерти? — неправильно расценил его молчание отец Карп. — Все, что вы знаете о людях, это то, что вы о них помните, и то, что вы о них вообразили.

— Возможно, батюшка, возможно, — не счел нужным спорить его собеседник. — Мое послушание здесь подошло к концу, я возвращаюсь к жизни в монастыре.

Иногда вселенная сжимается до маленькой квартирки на окраине какого-нибудь городка. И оттуда становится проще всего дотянуться до звезд. Когда отец Карп ушел на свою половину дома, Ермолай включил телевизор. Передавали международные новости: «…боевиками “Исламского государства” был захвачен округ Тадмор и его административный центр — город Пальмира. Жертвами террористов стали 280 человек. Взят в плен знаменитый археолог Халид Асаад, один из главных исследователей Пальмиры…»

«Пум!» — айфон оповестил о приходе нового письма на имейл. Инок активизировал экран, зашел в свой ящик электронной почты.

«Здравствуйте, брат Ермолай! Владелец гостиницы в Маалюле, Аднан Насралла, дал мне ваш электронный адрес со словами, что вы меня очень хотели видеть, когда приезжали из Украины. Я в то время жил в Дамаске, у друзей. Сейчас вернулся в Маалюлю. Чем могу быть вам полезен? Отец Иеремей, протоиерей монастыря Святых Сергия и Бахуса».

— Явился — не запылился, — недовольно пробурчал Лавров.

То, что принес имейл из Маалюли, запуталось в волосах, пробралось под кожу, стало чесаться до дрожи. И осталось навсегда, как детская бородавка, как ямочка после ветрянки. До смерти будет тревожить, копошиться и не давать покоя.

2

Утренние звуки: шорох колес по скомканному жарой асфальту. После какофонии Дамаска это кажется колыбельной. Эти звуки — как проплывающие мимо наблюдателя чужие заботы, они словно говорят ему: «А ты поспи еще». Шестидесятилетий отец Иеремей, встретивший его в аэропорту на машине, так и сказал: «Поспите, пока есть такая возможность».

Седобородый отец Иеремей распахнул пассажирскую дверцу грузового внедорожника. Священник шумно дышал, будто гривастый и бородатый морской лев, всплывший из пучины вод. Мощи его костяка мог бы позавидовать чистопородный тяжеловоз, и на этом прочном каркасе висели толстые валики грузной плоти. Его цилиндрической формы камилавка была изготовлена из черной верблюжьей шерсти и кверху слегка расширялась. Толстую шею облекали три золотые цепи — центральная с крестом, справа с иконой, на которой юная Дева Мария держала на руках младенца Иисуса, а на иконке слева Иисус Христос был уже цветущим мужчиной. Иконки и крест дружно позвякивали, когда вздымалась облаченная в рясу могучая грудь протоиерея Иеремея.

Инок Ермолай, увидев выкрашенный в пустынный камуфляж пикап «Тойота Такома», удовлетворенно кивнул. Когда он просил в ответном письме организовать ему машину с мощным мотором, как раз рассчитывал на нечто вроде пикапа «Тойота Хайлюкс», модифицированного для прерий Северной Америки, по сути, ничем не отличавшихся от Сирийской пустыни.

По дороге в свой монастырь из украинской Пальмиры инок Ермолай решил сделать крюк и заскочить в Пальмиру сирийскую. Он написал иерею Емельяну длинное письмо, но решил не рисковать взаимопониманием. И не отправил послание. Полетел в Сирию без благословения. Ведь напутствия обращаться к протоиерею Иеремею, которое уже дал Ермаку в прошлом году отец Емельян, никто не отменял.