— Его отсюда видно. Я быстро. Хорошо? Управляющего предупрежу, не беспокойся. И наш сладкий обед как раз принесут.
— Хорошо. — Я киваю папе, щурясь от яркого солнца.
Сегодня — удивительно теплый день. Потом мой взгляд опускается вниз и я вижу маленькую, смятую, бумажку рядом с ножкой нашего стола. Совсем недавно ее не было.
— Папа, посмотри! — Я хочу наклониться, чтоб поднять это. Но папа оказывается быстрее. Он встает со стула, подбирает белый комочек, а потом смотрит на меня с улыбкой.
— Наверное, выронил Леонид. Я передам ему. Не переживай.
А я и не переживаю. Зачем мне переживать? У нас такая веселая получилась прогулка. Даже в банке, пока папа занимался делами, мне совсем не было скучно.
Папа уходит, я смотрю ему вслед. Мне хорошо. Я самый счастливый мальчик на свете. А потом вдруг в моих ушах звучит папин голос.
— Алеша, запомни. Плохое начало не к доброму концу…
Я верчу головой, пытаясь понять, как такое может быть. Папа ушел. Я сам это видел. Почему мне слышится его голос? Я сижу за столиком один.
— Алеша, запомни…Плохое начало не к доброму концу…
Я чувствую, как внутри меня появляется страх. Мне знакома эта фраза. Она из истории братьев Гримм про Гензель и Гретель. Но я не могу сейчас слышать папин голос, его нет рядом. Это уже не сказка. Это какой-то кошмар.
— Алеша, запомни…
— Твою мать! — Выругался я вслух, резко открыв глаза.
Провёл ладонью по лбу. Мокрый. Холодный противный пот. Херня какая-то. Сон совсем не страшный. Но я чувствовал в этом сне, как на пацана наваливается панический ужас.
— Такими темпами можно чокнуться реально…
Уставился в потолок. Ничего не изменилось. Все тот же, белёный. Я по-прежнему в доме, где мы остановились с чекистом. И год, судя по всему, все тот же 1938. А вот сон — новый.
Сон… Ни хрена подобного. Это опять похоже на воспоминание. Четко видел место глазами пацана, узнал его тоже пацан. Он же слышал слова отца. Отцовский голос, кстати… Так по-настоящему звучал, будто он реально мне в ухо говорил. Даже официант этот… Интересно… Пацан подумал, что мужик пожилой, а ему лет сорок пять, не больше. Хотя, наверное, ребенку такой возраст кажется дряхлой старостью.
— Что случилось?! — На пороге нарисовался заспанный и раздраженный Николай Николаевич. — Пожар?! Потоп?! Обосрался?!
Он таращил на меня глаза, но при этом был максимально собран. Даже несмотря на то, что на нем из одежды присутствовали только подштанники, выглядел чекист готовым сразу же ринуться в бой.
— Ничего не случилось. — Я приподнялся на локтях и удивленно посмотрел в сторону Клячина, искренне не понимая, какого черта ему надо?
— Как ничего, если ты орал, будто скаженный? Папа! Папа! Ты вспомнил отца? — Взгляд чекиста стал цепким, внимательным. Он буквально впился глазами, стараясь рассмотреть что-то в моем лице.
— Ничего я не вспомнил. Откуда? Ерунда, наверное, какая-то снилась. Вот и все. Кошмар. — Ответил я.
Как бы то ни было, решил ещё вчера вечером, во время разговора с товарищем старшим майором госбезопасности, хрен кому расскажу про сон. А теперь их, выходит, уже два. Сто процентов не расскажу. Не доверяю. Никому не доверяю. Мутные они оба. И Клячин, и Бекетов.
Правда, с Николаем Николаевичем ситуация мне более ясна. Этакий верный, преданный пес. Между ним и Бекетовым не только служба. Я бы сказал, что Клячин выполняет роль правой руки Игоря Ивановича. Но неофициально. По крайней мере, мне их общение сильно напомнило общение моего настоящего отца с его водителем Никитой. Батя с этим парнем проводил много времени вместе. Никитос видел то, что никто не смог бы увидеть. И пьяным, и сраным, и хрен еще знает каким он отца забирал из разных мест. Выполнял всякие поручения, с которыми к секретарше не обратишься. Но при этом, никогда, ни при каких условиях не позволял себе лишнего даже в интонациях голоса, когда обращался к отцу. Вот у Бекетова с Клячиным что-то похожее.
— Да точно говорю! — Буркнул я чекисту, который продолжал изучать меня внимательным взглядом.
— Мммм… — Он помычал и демонстративно «хмыкнул». Есть ощущение, Николай Николаевич не очень поверил моим словам. — Ладно. Все равно вставать надо. Собираться. Ты давай, дуй во двор. Вода у входа в ведре. Умывайся. Скоро ехать.
При фразе «скоро ехать» мое лицо вытянулось. Потому что сочетание слов Клячин и «ехать» теперь вызывает весьма неприятные ассоциации.
— Да не бзди! — Хохотнул он, правильно оценив мое резко изменившееся настроение. — Сегодня нормально все будет. Нас заберут. Поедем как культурные люди. А наше путешествие в Москву… Проверял я тебя, сказал же. Проверял. Велено так было. Приказ.
Чекист развернулся и вышел, а я упал обратно на подушку, снова возвращаясь мыслями к странному сну. К чему все это? Вернее, даже не так…