Это был тот самый, идеально подходящий момент, который мне нужен. Я просто резко встал в полный рост. Ну как просто… Ясное дело, случайности не случайны и в данном случае это — неплохой стратегический ход, чтоб всякое мудачье немного прижало свою задницу. Естественно, по всем законам логики, после столь неожиданного для соперника пердимонокля, я втемяшился лбом прямо в нос Цыганкова. Ну а что? Это у нас с Реутовым мышцы слабые. Пока слабые…А мозги — очень даже сильные. Уж что-то, а как «невзначай» вывести такого идиота из строя, я прекрасно знаю.
— А-а-а-а-а! Сука! — Выругался Цыганков.
Ему пришлось отпустить мое плечо, чтоб ухватиться за свой собственный нос, из которого, вот незадача, хлынула кровь.
— Упс… — Я улыбнулся и пожал плечами.
Просто не мог не прокомментировать. А словечко это безопасное. Его в 1938 году не знают, конечно, однако и подозрительным оно не выглядит.
— Твою мать! Что за едрёна-Матрёна у вас тут происходит?! — Раздался за спинами товарищей Цыганкова злой голос Шипко. Видимо, его внимание привлекла бестолковщина, которая происходила на пороге столовой. — Реутов! Ты, мляха-муха, чего тут устроил?!
Панасыч растолкал парней и замер, переводя ошалевший взгляд с меня на Цыганкова, а потом обратно на меня.
— Это как? Это ты? — Спросил, наконец, Шипко. Он не уточнил, что именно я, но тут, пожалуй, и без подробностей все ясно.
Панасычу, кстати, пришлось значительно повысить голос, потому что «лучший из лучших» продолжал тихо материться и слегка подвывать, при этом пытаясь зажать нос пальцами. Выходило у него забавно. С французским «пронансом».
— Никак нет, товарищ сержант государственной безопасности! — Я моментально вытянулся в струнку, уставившись на Шипко искренним, честным взглядом. — Вот, человек тут… не удержал равновесие и ударился о мою голову носом. Случайно получилось. Извините, я не специально, честное слово!
Естественно, «извините» предназначалось Панасычу, а никак не Цыганкову.
— Он кинулся в драку… — пробубнил зажимавший нос придурок. — Я требую разобраться с инцендентом.
Однако, его категорическое заявление, высказанное не менее категорическим тоном, вызвало смех парней, которые оказались свидетелями нашей стычки.
— Да ладно тебе, Витя! Чего ты заливаешь?! — Вмешался один из них. — Говорили тебе, отстань от парня, а ты все своё хотел доказать. Товарищ сержант государственной безопасности, ваш воспитанник сказал правду. Все вышло случайно.
Шипко молча кивнул моему защитнику. Подозреваю, у Панасыча просто не было цензурных слов. А затем, одним весьма ощутимым тычком сержант госбезопасности выпихнул меня в коридор. Аж между лопаток, куда шмякнулась его ладонь, что-то хрустнуло.
— Ну, Реутов… Ну, едрить твою мать в душу… Из всех самых хреновых вариантов ты умудрился вляпаться в самый хреновый… — Громким шепотом прошипел Панасыч, рождая в моей душе смутное подозрение, что я опять где-то немножко просчитался.
Глава 18
В которой я снова вижу сны, но это путает меня еще больше
Я сижу в темноте и мне страшно. Очень страшно. Умом я понимаю, что темноты на самом деле нет. Она присутствует только здесь, в этом старом комоде.
Сквозь замочную скважину пробивается тусклый свет. Там, за пределами комода, — день. Вечер еще не наступил. Наверное…Но мне не выбраться самому на свободу. Мамы нет. Ее забрали двое мужчин. Ключ остался у мамы в кармане. Я не знаю, что делать. Можно стучать по стенкам комода, звать на помощь. И нужно, наверное… Но мне неимоверно страшно.
В голове постоянно повторяется тот самый глухой звук. Словно упало что-то тяжелое. И ругань этих двоих. Ляпина и Разинкова…
— Ляпин и Разинков… — Повторяю вслух шепотом. — Ляпин и Разинков…
Какое-то злое, темное колдовство. Заклятие, которое сковывает меня еще сильнее. Они сделали плохо маме. Я почему-то в этом уверен. Они причинили ей вред.
Я не знаю, сколько прошло времени. Может, полчаса, может, час, может все пять. Мне кажется, будто каждая минута тянется бесконечно долго. Я хочу есть. Я хочу пить. Я умру в этом комоде. Точно умру. Но поднять руку, чтоб постучать, или закричать во весь голос, не могу.
Неожиданно слышу звук открывающейся входной двери. Потом — тихие неторопливые шаги.
Я осторожно прижимаюсь щекой к стенке комода и пытаюсь сквозь замочную скважину рассмотреть, кто это бродит по нашей квартире.
А потом… Вижу сапоги. Те самые. Первые. Грязные. Это Ляпин…Я точно понимаю, это он. Вернулся в квартиру.
От ужаса внутри все заходится в паническом приступе. Я теперь даже оторваться от замочной скважины не могу. Приклеился к ней намертво.
Сапоги медленно двигаются по комнате. Их хозяин, хозяин этих сапог, словно прогуливается, рассматривая каждую деталь. То вижу грязную обувь рядом с комодом, то она совсем пропадает из поля зрения.
А потом сапоги приближаются к моему укрытию. Останавливаются. Раздаётся тихий шорох. Такое чувство, будто Ляпин гладит крышку комода рукой.
— Пацан…Парень…Я знаю, что ты там. Но ты молчи и слушай. Сделаешь, что скажу. Обязательно. Слышишь!?