Позывной «Пантера»

Нормально. По самым грубым подсчетам, за этой дверью находилось девяносто омоновцев. Если и считать их, сострил Скумбатов, то только втроем.

Еще одна пауза в работе: товарищи поджидали сигнала от Подкидыша. Если зажать одно ухо, то в наушнике можно было отчетливо услышать дыхание Найденова. Чаще, чем обычное, почти в два раза. Он находился рядом с караульным и готовился к атаке.

* * *

Обнажив нож с широким лезвием, Подкидыш всматривался в слабо освещенный коридор, ведущий к запертой двери. Что за ней, кроме камер для содержания арестованных и задержанных? Хочется верить, что Джабраил не ошибся и там сейчас нет боевиков. Как нет и пленного летчика: охраны здесь немного. Скорее всего пилот сейчас у Малика, а там – два взвода надежной охраны. Что сейчас делает Малик? Поджидает родственников, которые должны принять участие в адате, оттягивает момент казни? Хрен его знает, в голову к нему не залезешь.

Подкидыш неплохо метал ножи, совсем немного уступая Пантере.

Увесистый нож для метания сам летит в цель. А нож с рукояткой метать сложнее. Нужно хорошо размахнуться и, выбросив руку вперед, чуть расслабить пальцы – так, чтобы лезвие соскользнуло с них как с направляющих. Заведя руку за голову, Подкидыш метнул нож, полетевший со знакомым звуком «вух-вух-вух». Несомненно, этот звук обладает гипнотическим свойством. Часовой, если и видел, не мог оторвать глаз, не мог уклониться.

Подкидыш подошел ближе. Нож до упора вошел омоновцу в горло.

Глава 17 «Я здесь...»

1

От Андрея ничего не скрывали. Он знал, что его казнь назначена на двенадцать часов завтрашнего дня. Командира грозненского ОМОНа он видел лишь три раза: в Дагестане, когда он приехал за ним, в Грозном, когда шел к базе впереди пленника, и часом спустя, когда Малик спустился в подвал и с минуту неотрывно смотрел на летчика.

Странно, но во взгляде чеченца не было ни лютой ненависти, ни злобы. В его глазах читалось изнеможение. И непонятным остался его жест: Абдулгамидов снял черный омоновский берет и долго, как на похоронной церемонии, держал его у бедра. Может, действительно видел перед собой покойника? Но к чему этот ритуал отдания почестей? Непонятно.

И все это молча.

Надев берет, закрыл камеру, а ключ положил в карман. Дождался товарища, потом вплотную приблизился к решетке: «Готовься, шакал: через три дня тебе перережут глотку», и только после этого ушел.

Чтобы возвратиться через три дня. Об этом пленнику напоминали постоянно.

В Дагестане, когда его передавали в руки Абдулгамидову, из разговоров между чеченскими омоновцами и боевиками он понял, что Асланбек Давкаев убит, значит, деньги за пленника должен получить цивильно одетый мужчина по имени Джавгар. Спор за выкуп разгорался с каждой минутой, а у Андрея вдруг отлегло от сердца: Асланбека убили. Может, напали на его след, и гибель полевого командира не случайна?

И сколько ни вслушивался он в чеченскую речь, понять ничего не мог. Лишь два русских слова – простое имя и грозная аббревиатура – прозвучали несколько раз: Сергей и ГРУ.

Но как связать их между собой? Только намертво. Пусть даже связи между ними никакой нет. Просто с ними легче жить и надеяться.

Сергей и Главное разведывательное управление.

Свой человек у омоновцев в ГРУ? Эта мысль пришла лишь затем, чтобы не возвращаться никогда.

«Готовься, шакал: через двенадцать часов тебе перережут глотку».

Через десять...

Наконец его оставили одного, никто не пришел напомнить ему об истечении еще одного часа.

Опасаясь навлечь на себя гнев часового, Андрей изредка подходил к решетчатой двери и тихонько звал: «Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?..» Коридор длинный, никто не отзывался. Однако он продолжал звать: «Эй!..»

Невыносимо тоскливо одному; те времена, когда рядом находились товарищи по несчастью, можно назвать счастливыми.

* * *

Малик Абдулгамидов ворочался с боку на бок, но уснуть не мог. Мешала потрескиванием постоянно включенная на приеме радиостанция, стояло поперек дороги ожидание двоюродного брата и Билана Кантемирова. Кровная месть, клокотавшая в сердце командира ОМОНа, то закипала, то остывала. Порой он сам не знал, чего хотел. Однако уверен был в одном: когда его кровник растянется в луже собственной крови, придет не облегчение или дикий экстаз, а обрушится на плечи усталость.

Буквы закона плыли перед глазами: АДАТ. Заместитель Абдулгамидова Аслан Газимов убил своего родного брата: «Если бы я не убил, кровники пришли бы к моему сыну или племяннику». Цепляет, конечно. Аслана за это бойцы уважают, Малик – презирает: «Не воин. Хирург: оттяпал себе полтуловища, чтобы спасти другую половину. Хоть так прославился». Подтвердил аксиому: интересы семьи, рода, общины у горцев всегда выше, чем интересы самого народа, а тем более – всего Кавказа. Вот так, ни прибавить, ни убавить. Очень созвучно с работой кривошипно-шатунного механизма, который предназначен для восприятия сил давления газов на поршень и превращения прямолинейного движения поршня во вращательное движение коленчатого вала.