Позывной "Венера"

И вот наконец раздались три едва слышных удара в стенку, как раз возле очага. Матушка Дэм поспешно поднялась, проворно открыла дверь. В проем проскользнула едва различимая в темноте фигура с карабином.

Это был Дить, помощник взводного из отряда гражданской обороны. Раньше он служил в войсках «охраны спокойствия»[14], но позже после тяжелого ранения его уволили.

— Есть какие-нибудь новости, матушка Дэм? — шепотом спросил он.

— Возьмешь эти банки с молоком, — так же тихо ответила Дэм, — и риса для наших товарищей. Были еще апельсины, да их конфисковали.

— Какая вы добрая! Ребята благодарят вас, шлют привет.

— Как там Куок Нам, оправился от лихорадки? Уж так его жаль! Болеет, и приходится все время в пещере лежать, ни одеял, ни циновок нет!

— Ему уже лучше. А ребята, наоборот, вас жалеют. Вот, говорят, кто храбрый, так храбрый!

По морщинистой щеке женщины поползла слеза.

— Раз обо мне думают, то мне уже легче. Дети мои погибли, зачем бы мне иначе небо коптить? — Она приткнулась к самому его уху: — А у этих-то, никак, что-то случилось. Жена Шау Вана сказала, что ее муж якобы где-то здесь поблизости обнаружил много вьетконговцев.

— В самом деле? Раз Шау Ван говорит, значит, что-то есть. Поподробнее ничего не знаете?

— Нет. Только вот жена его хвалилась, что Шау Ван послал своих солдат на разведку и просил, чтобы усилили бомбардировки. Как будто бы наша армия по ним собралась нанести удар. Вот американцы и велели ему преградить нашим дорогу.

— Очень хорошо! Попробуйте разузнать, что они намерены предпринять, ладно? Ну, я пошел, а то, не ровен час, застанут здесь!

— О моем младшеньком ничего не слышно? — тихо спросила матушка Дэм.

Очень трудно было ответить на этот простой вопрос. Не мог же Дить сказать ей, что ровным счетом ничего не знает о ее младшем сыне Хоай Тяу — единственном оставшимся в живых. И потому он часто-часто закивал:

— Как же, время от времени Куок Нам о нем вспоминает. Говорят, что Хоай Тяу в регулярной армии. С ним все в порядке, он здоров. Передавал вам привет…

— Да знает ли он, что я еще жива?

— А как же, знает, конечно! Он говорит, что вернется! — И внезапно вспомнив нечто важное, Дить наклонился к самому ее уху: — Арестовано несколько наших людей. Кажется, есть кто-то, кто наводит на наших. Будьте осторожны! — И он бесшумно выскользнул за дверь.

Дрожа от холода, матушка Дэм прошла к бамбуковой лежанке. По щекам ее текли слезы.

— Дети мои, деточки! Живу только для того, чтобы за вас отомстить! Тяу, младшенький мой, где ты?!

Глубокую тишину ночи нарушил гул самолетов. Сердце старой женщины в который уже раз сжалось от тоски по детям.

2

В конце 1962 года убив старшего брата Хоай Тяу, скрывавшегося в убежище на берегу реки Зу, затем прямо на рынке расправившись и с сестрой Хоай Тяу, которая была на восьмом месяце беременности, Шау Ван — тогда он был полицейским — громогласно заявил:

— Нет, еще не весь свой долг они мне заплатили. Эта гадина Дэм убил моего отца, и теперь три его щенка мне за это заплатят! Да и жене его тоже от моей руки не уйти!

Чум Хао, отец Шау Вана, за предательство был приговорен восставшими к расстрелу. Остались его жена Хао, дебелая женщина, известная своим распутством, да трое сыновей: Шау Ван и Кхань были его детьми, третий был сыном жены от первого брака.

В начале 1956 года, когда в общину явились посланцы властей Нго Динь Зьема[15], среди карателей находились и оба брата. Потом Кхань переоделся в форму отрядов гражданской обороны и стал считаться специалистом по «умиротворению». На самом же деле он оставался капитаном полиции. Нгодиньзьемовским властям удалось установить строжайший контроль над общиной. Братья не зевали. Все, что некогда принадлежало их семье — усадьба, поля, — снова перешло к ним. Более того, они даже вдвое увеличили свои владения.

Шау Ван когда-то учился в одной школе с Хоай Тяу. Он был старше Хоай Тяу на семь лет, а учился всего на четыре класса выше. Потом он совсем забросил учебу, начал помогать полицейским, а затем и сам сделался полицейским и довольно скоро стал начальником полиции общины, а потом получил новое повышение — в полицию префектуры. В то время ему было двадцать четыре года.

С возрастом он становился все более и более жестоким. Убивал, стрелял и делал все это с каким-то особым азартом.

С годами в Шау Ване все сильнее проявлялись коварство, злоба и жестокость, которые он унаследовал от родителей. Убивать давно уже стало для него привычным делом, но помимо этого он приобрел для себя новую усладу: особое удовольствие он получал, заставляя врага прислуживать ему. В пятнадцать лет он изнасиловал девушку, да и теперь частенько давал волю своей животной страсти. Женат он был уже третий раз. Третью жену, двадцатилетнюю красотку, он отобрал у своего подчиненного, младшего лейтенанта, а его самого отправил на фронт.