Позывные дальних глубин

— Ах, ты вон о чём… — догадался Непрядов, неприязненно поморщившись. Беспощадная флотская молва давно уже разнесла по всем кают-компаниям и кубрикам, что некий курсант второго курса во время летней стажировки на Черноморском флоте жил не в матросском кубрике вместе со своими товарищами, как и положено, а в комфортабельной адмиральской каюте. Та же молва утверждала, что тем избранным второкурсником являлся не кто иной, как родной внук главнокомандующего. Правда, оговаривались, будто устроил это и не сам главком, а как бы его сердобольная супруга, души не чаявшая в своем внуке и донимавшая телефонными звонками подчинённых своего высокопоставленного мужа. Естественно, отказать «первой леди флота Российского» в её просьбе желающих не нашлось. Хотя про себя, надо полагать, брезгливо морщились, если не костерили на чём свет стоит… Не зря же пошла гулять присказка, что «флот обос…. и накрыли горшком». И это несмотря на то, что в действительности главком немало сделал добрых дел. Ведь это с его именем было связано начало строительства большого океанского флота страны, развитие мощнейших подводных сил, морской авиации дальнего действия. Но была и та самая «ложка дёгтя», которая портила репутацию этого человека. Поскольку на столь высоком уровне любая нескромность особенно бывает заметна.

— Послушай-ка Степан, — сказал тем не менее отец. — Не резон походя обсуждать нам это дело. Пускай адмирал сам разбирается со своим внуком, если желает ему добра. Думаю, дед всё же человек умный и должен понимать, во что это всё рано или поздно выльется. Во всяком случае, это нам не в пример.

— Да уж конечно, — согласился сын. — Только мы с ребятами обо всём этом не могли не думать и не говорить. И поверь, никто у нас этому внучку не завидует, но просто противно… Что же касается примера, то ведь был же ещё адмирал Кузнецов, к которому никакая грязь не прилипла и который столько вытерпел ради правды. Уж не говорю про своего деда, погибшего в неравном бою. Он для меня вообще свят как Христос.

— Вот именно, Степан, — подхватил отец. — А ещё у тебя перед глазами должен стоять и наш далёкий предок Непряд Московитин, который на поле Куликовом, уж конечно, не прятался от стрел и мечей за чужие спины, да и выгоды для себя у княжеских шатров не искал. Непрядовы мы, сынок, и этим всё сказано.

— А дедусь наш говорил ещё, что «нет больше той любви как если кто положит душу свою за други своя», — слово в слово повторил Степан. — И в одном этом уже — целый кодекс чести…

Долго в тот вечер отец разговаривал с сыном. На душе у Непрядова стало так хорошо и спокойно, как давно уже не бывало. Радовало, что Стёпка не только возмужал, но к тому же имел собственные убеждения, которые почти ничем не отличались от отцовских. И в этом была главная причина того, почему он так гордился своим сыном. Егор видел, с какой нежной привязанностью сын относился к своей бабке, Светлане Игоревне, и как буквально благоговел перед своим мудрым прадедом, Фролом Гавриловичем, который, несмотря на преклонный возраст, всё ещё служил на своём сельском приходе.

С прадедом у Степки сложились особенно доверительные отношения. В Укромовом Селище он бывал так часто, как только мог. Чувствовал, что этим самым как бы восполняет отсутствие своего отца, по которому старик постоянно тосковал. За это Егор больше всего был благодарен сыну, чувствуя свою вину перед дедом за то, что сам так редко наведывался в родительский дом.

Ещё в детстве у Степки появилась привычка, любопытства ради, влезать во все дела своего прадеда. Он с благоговейным интересом наблюдал, как дед правил службу в своём храме, как работал с различными реактивами в своей «подвальной» лаборатории и как управлялся с пчелиными ульями. А мудрый старик ненавязчиво и как бы впрок учил своего правнука всему тому, в чём сам быдл сведущ. Егора удивляло и даже настораживало, что в премудростях Библии сын разбирался так же основательно, как и в учебнике по «Истории КПСС».