Вот именно. Когда я вспоминаю, как ветер нес лодку «Ча-ча-ча», словно воздушный корабль, и как он оставил от нее мокрое пятно на скале… Да…
Я спросил у отца, а дирижабль не может отнести и стукнуть о гранитный утес?
— А метеорология на что? — возразил отец.
Началась постройка Дворца спорта, секция фигурного катания будет функционировать круглый год. Таково желание родителей. Отец уверен, что руководство секцией я возьму на себя. Я охотно согласился.
Пришел Женя. Он собирался ехать в Тынду на конкурс исполнителей песен и гитаристов. Пока мы болели, конкурс прошел в Зурбаганском районе. Женя занял первое место.
Мы с Виталием его от души поздравили.
— Как дочка, привыкает? — спросил я. Красивое лицо его омрачилось.
— На все кричит: мое! На игрушки, на сласти, на одежду — на все буквально. Приучили! Такая собственница растет, ужас!
— Подожди, сколько этой «собственнице» лет?
— Два года на днях будет.
— Отучится. Лучше скажи, как к ней относится твоя жена?
— Маргарита хорошо к ней относится, Аленка тоже. Добрые они обе. А моя нет…
— И твоя дочка будет доброй. Она еще просто мала.
— Надеюсь. А пока… глаза завидущие, руки загребущие. Аленка лучше.
— Не любишь ты свою дочку.
— Пока нет.
— Ой, Женя!
— Я же ее не обижаю.
— Женя, — вдруг вмешался Виталий, — если так и не полюбишь, лучше отдать деду с бабкой. Они же в ней души не чают.
— Никогда. Они сделают ее моральным уродом, как свою дочь, жену мою покойную. Ну, ребята, поправляйтесь…
Приходил каждый день Алеша, какой-то грустный, я не мог понять — почему. Занятия его шли успешно, он уже отослал несколько контрольных работ. О работе в пекарне и говорить нечего, «Алешин хлеб» славился по всему Забайкалью, к Алеше приезжали пекари за рецептом и советом. Я поправлялся, а он становился все печальнее.
Мне показалось, я все понял, когда меня навестили Кирилл Дроздов и Христина Даль. Что ж… Видно, добрый и милый Алеша не существовал для нее как мужчина. Конечно, прежде ей мешал Андрей Николаевич, которого она любила, еще будучи студенткой, когда ездили с ним вместе в экспедицию. Теперь она потеряла его навсегда, тягостно пережила эту потерю, может, примирилась с мыслью, что навсегда останется одинокой.
Кирилл сумеет влюбить ее в себя, это не Алеша с его вечной неуверенностью в себе.
И конечно, Кирилл был красивее Алеши, тоньше, изящнее.
Когда они ушли, тепло попрощавшись и тоже оставив обильную передачу, пришел Алеша. Долго сидел в палате и все как-то присматривался ко мне.
— Что-то в тебе изменилось, Андрей, — произнес он задумчиво. — Если бы это могло быть, я бы сказал, что с тобой что-то произошло там, в озере…
— Заглянул смерти в глаза, — глубокомысленно заметил Виталий.
В начале апреля меня выписали из больницы. Виталия оставили еще на недельку. В больнице ему нравилось, и он отнюдь не спешил выписываться.
За мной приехали отец и мать. Отвезли на новую квартиру. Мне отвели чудесную солнечную комнатку с балконом, какой у меня не было и в Москве. Четвертый этаж. Вид на Ыйдыгу и синеющую вдали тайгу. И до чего мама мне все уютно устроила… Хотя надеялась, что я уеду летом в Москву учиться.
Она уже подговаривалась насчет кинооператорского факультета. Отцу хотелось, чтоб я шел на геологический, но он-то, конечно, давления не оказывал. Кирилл советовал на физический, Христина — на медицинский. Алеша с интересом ожидал, что я выберу.
Никто не знал, что я уже выбрал. Выбрал перед смертью, когда бился головой и плечами о ледяной потолок, а ледяная байкальская вода захлестывала мне легкие. Именно в этот момент я вдруг понял, в чем состоит мое призвание.
Меня поражало одно: как я не понял этого раньше?
Это же надо, коньки, когда летишь со скоростью ветра с простертыми вперед руками, освоение Марса, Луны — увлекался всем этим, бродил вокруг да около и не понимал. Ощущать свое призвание и не осмыслить его…
Завтра же узнаю точно условия приема и никому ни слова, пока меня не примут.
Вечером я позвонил Алеше, что иду к нему, и, несмотря на протесты мамы (тебе надо полежать еще несколько дней), отправился в пекарню.
Открыл мне Миша. Круглое лицо его сияло неописуемым блаженством. На радостях он обнял меня.
— Ты что, женишься? — догадался я. Миша не то удивился, не то обиделся.
— Я же тебе еще месяц назад сказал.
— А чего же ты сияешь? Миша махнул рукой:
— Тебе Алешу? Иди наверх, он у Христины. Оба тебя ждут. Я поднялся по узкой лесенке. Дверь была приоткрыта. Я стукнул разок-другой и вошел.
Сказать, что я изумился, значит ничего не сказать. Я просто-напросто обалдел (по-моему, очень выразительное слово): на тахте сидели Алеша и Христина и целовались…
— Если эт-то с-серьезно, п-поздравляю!.. — от волнения я вдруг стал заикаться. Уж очень мне хотелось счастья для моего друга. — В-вы п-по-ж-женитесь?
— Надо полагать, если у Алеши не обнаружится какая-нибудь первая жена.
— У н-него н-нет ж-жены! — заверил я.
— Очень рада, — серьезно сказала Христина и чмокнула Алешу в щеку.
— У м-меня есть для вас свадебный подарок, — сообщил я поспешно.
— Ой, Андрюшенька! Какой? — полюбопытствовала Христина.
— Полагается сюрприз или как?