Прайд

– Однако! – в этом месте должна была быть драматическая пауза, позволяющая всем проникнуться важностью момента, – прежде чем сорвать покровы и лишить тайну девственности, я должен спросить у тебя кое о чём. Скажи, после того, как я изловил для тебя твоего злейшего врага, доверяешь ли ты мне полностью? Станешь ли ты сомневаться в моих словах, какими бы странными они не показались? Поверь, истина может оказаться весьма неприятной. Для тебя.

Последнюю фразу я выделил специально для визиря, который всё это время сидел, словно зачарованный, потирая тонкие ладошки с рассеяной ухмылкой на физиономии. Сообразив, что сказанное предназначалось для его ушей, Настиган стёр улыбку с лица и наклонился вперёд.

– Как же я могу сомневаться в твоих словах, человек-джинн, – падишах широко улыбнулся и развёл руками, – после всего, сделанного тобой? Я привык к человеческой подлости и неверности, поэтому ты вряд-ли удивишь меня. Догадываюсь, изменником может оказаться кто угодно. Даже мой верный помощник.

Настиган даже поперхнулся: надо же, какое доверие со стороны повелителя!
Вот только падишах так ничего и не понял. Ну хорошо, тогда дубиной тебя, промеж глаз! Получай, за свою тупость!

– И даже твоя родная сестра? – небрежно поинтересовался я, почёсывая Галин животик, – даже Саима? Отличная рассказчица мерзких историй, придуманных ею, великолепная советчица и замечательная лю…Тсс! Скажем: подруга.

Ой-ой! Что это случилось с падишахом? Он забыл, как дышать и говорить! Губы шевелятся, а звука нет. Кто отключил звук? Немедленно включите! О, включили…

– Доказательства! – проскрипел несчастный пожирая взглядом обитель змеи подколодной, – до-ка-за-тель-ства!

– А так соловьём разливался про доверие, – укорил я его и повернулся к Настигану, – думаю, если бы твой визирь был немного посмелее, то уже давно предоставил бы тебе целый ворох этих самых доказательств. Он-то уже давно подозревал. Кстати, любезнейший, можешь не ждать своего шпиона – нет его, весь вышел. Лучше готовить надо своих людей! Так вот, когда мы отправились в Сен-Харад, присоединился к нам попутчик, приятный такой молодой человек. К сожалению, он несколько стеснялся нашего общества, поэтому пришлось его прикончить, так же, как он прикончил Настигановского прихвостня. А молодого человека, как я вспомнил, звали Сираф. И друг у него был – Халтаф. И оба они были особо секретными посланцами твоей сестрички. Заметь, не шпионами, а именно – посланцами. Думаю, нетрудно будет выловить Халтафа и поджарить ему пятки: получишь желаемые доказательства.

Из шатра донёсся тихий вздох, а падишах заскрежетал зубами, видимо не зная, как ему поступить: то ли вцепиться в горло Баджаре, то ли выяснять отношения с родной сестрой. А вот на тощей физиономии Настигана расцвела пышная усмешка; наконец-то старый змей дождался своего звёздного часа! И на это напряжённое молчание наслаивались тихие печальные звуки ландрона, делая происходящее похожим на сцену из какой-нибудь слезливой мелодрамы. В такой момент кто-то, из действующих лиц, должен был разразиться длинной проникновенной речью, позволив зрителям сбросить напряжение и разрыдаться. Ну, или расхохотаться.

В общем-то так и получилось.

– Я, – грозно рыкнул падишах, но был прерван едва слышным шелестом, донёсшимся из-под тёмной материи шатра.

– Погоди, брат, – голос Саимы звучал тихо, но очень твёрдо, – нет резона скрывать мою связь с Баджарой – старый ублюдок, сидящий рядом с тобой, следит за каждым моим шагом; рано или поздно он, всё-равно, рассказал бы тебе. Я не собираюсь извиняться. Почему? Расскажу чуть позже. И уж точно я не держу зла на этого беловолосого убийцу. Почему-то я просто не могу этого делать, хоть именно он превратил мою жизнь в ничто, в пыль. Поверь, наступит момент, и он проделает то же самое и с тобой.

Беловолосый убийца – это я, если кто ещё не понял. Маленькая тварь не смогла отказать себе в удовольствии укусить меня напоследок. А сердиться она и в самом деле не может: как можно злиться на того, кто каждую ночь заставляет тебя кричать от удовольствия? А вот насчёт того, что я уничтожу её брата…Очень близко к истине. Но зачем же так мелко: почему одного падишаха?

Но я отвлёкся; Саима продолжала свою лебединую песнь. Поскольку я уже неоднократно выслушивал сочинения этой распутницы, то рискнул бы озаглавить её исповедь как: