Прайд. Кольцо призрака

Анна подошла к узорно освещенным высоким дверям ресторана. Шубы, дубленки. До чего все молодые! Стоят парами или сбившись в тесную компанию. Один что-то скажет тихо, другой ответит, но тоже шепотом. Оглядываются, все кого-то ждут. И я жду. Я жду Андрюшу.

Сквозь частый, подкрашенный снег Анна старалась разглядеть стрелки часов. Упавшая сверху капля разбила время. Анна размазала каплю пальцем, но осколки цифр и стрелок плыли по циферблату. Ну вот, скоро восемь. А договорились в семь. Опаздывает Андрюша.

Ресторан дорогой. Всюду мрамор, цвета сырого мяса с прожилками. Откуда у этих молодых такие деньги? А у Андрюши откуда? Я даже не знаю, где он работает. Мы с Сашкой никогда в такие рестораны… Нет, нет, не буду об этом.

За двустворчатыми дверьми творилась иная жизнь, там цвело лето. Стекла чуть запотели от валютного тепла.

Зеркала втягивали откормленную зелень, образуя бездонный зеленый свод. Из зубчатых листьев с неподвижностью фонтанов поднимались цветные девушки, обменивались голубым сигаретным дымом. В самой глубине то и дело открывалась и выбрасывала нескромный белый свет незаметная дверь.

Анна с нетерпением встречала глазами прохожих. Андрея не было.

Лапоть его утащил? Да нет, Андрюша с ним вдвоем никуда не ходит.

О чем они вчера говорили? Анна уже привыкла к их разговорам: намеки, недомолвки.

«Товар на товар, – похабно гнусавил Лапоть. – С другой стороны, как посмотреть. Мы Илюшечке недра наши заветные, нежные… А он нам в обмен всего-то чертежи, бумажки. У него с Сашей, простите, с Александром Степановичем, кабинеты на одном этаже…»

Анна хотела спросить, при чем тут Сашка, но не посмела. Андрей тогда что-то ответил Лаптю, а тот, сама невинность, заморгал свиными глазками:

«А я что? Чего особенного? Посидим вчетвером, расслабимся».

Раздвинув снег, звеня чем-то металлическим, к Анне подошла и встала рядом девушка в черном пальто. Каблуки – как колючки. Лица не видно. Вместо волос – страусовые перья. Они широко ложились на плечи.

– Ай! – воскликнула девушка в черном, и взметнулись перья страуса. – Нахалка какая, лахудра!

Анна нечаянно задела ее плечом, и теперь черный рукав девушки был весь облеплен песцовыми клочьями.

– Линяет. – Анна принялась обирать с рукава серые прядки.

– Шкура облезлая! Рванина! – Темный глаз девушки был страшен. – Песец называется!

– Сейчас я почищу! – Но тут ветер со вздохом зарылся в больной мех и осыпал черное пальто седыми травинками. Девушка повернулась к ней, темнея лицом.

– Извини, опоздал! – Андрей потянул Анну за руку.

Тяжелая дверь со звоном распахнулась. Мимо Анны не спеша прошла девушка в черном. Окунулась в густую зелень, вынырнула оттуда юная, яркая, охорашиваясь и светясь косметикой.

– Столик заказан, – засеменил голосом швейцар, сгибаясь перед Андреем. – Пожалте, раздевайтесь. Вот. Вот. Номерочек, извольте. Вот. Вот. Вот.

Они оказались в теплом, густо населенном пространстве. Сочный воздух тек из сумеречного зала. Анна вдруг попала в сердцевину зеркала, неразбавленной синью плеснули ее глаза. Анна высоким движением поправила волосы. И все девушки, живущие в зеркалах, разом закивали головами, улыбаясь, признав ее за свою.

Появилась женщина в строгом темном костюме, похожая на стюардессу.

– Столик на четверых. Пожалуйста. – Полпорции остывшей улыбки. Ее голову обвивала раз навсегда позолоченная коса.

Столик оказался сбоку, у самого оркестра. Завитая улиткой труба, с круглыми клавишами и приросшей к ним рукой, высунулась из придуманного полумрака. Анна чувствовала, как надуваются и лопаются пузыри музыки.

К ним подошла немолодая официантка, шлепая плоскими утиными ногами. У нее было простое деревенское лицо. В этом зале, где даже воздух был дорогим и душистым, среди экзотических рыб в подсвеченных аквариумах, пожилая официантка была чужой, случайно и ненадолго выпавшей из другого мира. Она бережно и осторожно расставляла высокие бокалы, тарелки, тарелочки.

Андрей что-то небрежно говорил ей, она испуганно переспрашивала.

Анна, напрягая всю волю, заклинала его: «Ну, посмотри на меня, посмотри!» – но не могла притянуть к себе его взгляд.

Андрей морщился, сдирал и навертывал на вилку лягушачью кожицу цыпленка-табака. Выдрал поджаристое крылышко, принялся его обсасывать и вдруг замер с бессмысленно-испуганным лицом, низко пригнувшись к тарелке.

– Во-олос… – невнятно проговорил он с гримасой отвращения.

– Андрюша! – наклонилась к нему Анна.

– Я съел волос, – давясь, сказал он.

– На корочку, заешь. – Анна поспешно надломила хлеб.

– Корочку? – медленно повторил он, поднимая брови. – Ты что, кретинка? Девушка! – окликнул он пожилую официантку.

– Андрей, брось, – шепнула Анна.

– Что вы подаете? Вы что подаете? – раздраженно проговорил он. – В цыпленке – волос!

– Чего дали на кухне, то и подаю, – словно оправдываясь, виновато отворачивая серое лицо, сказала официантка.

– Попрошу метрдотеля! – слишком громко сказал Андрей. Он вытянул ногу и, упершись каблуком, пристально уставился на носок ботинка, раскачивая его по дуге. К ним подошла женщина-стюардесса с гипсовой косой, уложенной на голове короной.