Прайм-тайм

– Успокойся, – пробормотал генеральный директор. – Я просто хочу наилучшим образом выйти из ситуации.

– Он уволил Мишель, – сказала Карин, обращаясь к остальным, и показала на Хайлендера. – Он уволил ее по окончании последней записи, а сейчас делает вид, словно ничего не случилось.

Мариана фон Берлиц медленно поднялась, не спуская взгляда с Хайлендера.

– И все из-за того… – начала она. – И все из-за того, что Мишель собиралась рассказать, что вы…

– Замолчи! – крикнул Хайлендер и попытался встать, но ему помешал лежавший на коленях кейс.

– Она собиралась рассказать, что вы с ней спали, – продолжила Мариана, – и тогда мы ведь знаем, чем все закончилось бы для тебя.

Снова воцарилась тишина, еще более пронзительная. Хайлендера повысили до шефа «ТВ Плюс», когда его предшественнику пришлось немедленно уйти. И причиной столь быстрой перестановки стало то, что его застукали во время полового акта с одной из телеведущих на рождественской вечеринке.

Анна Снапхане смотрела на липкие волосы генерального директора, видела, как сильно он боится потерять свой пост.

– Она лгала, – выдавил Хайлендер. – Я никогда, никогда бы не…

– Не имеет никакого значения, – произнесла Мариана спокойно. – Она сообщила бы об этом какой-нибудь газете, и тебя уволили бы.

Окна кухни запотели изнутри. На плите вовсю кипела картошка для воскресного обеда, и никто не убавил газ.

Томас подбежал к ней, словно от быстроты последних шагов что-то зависело, снял кастрюлю с конфорки, открыл крышку. Вода выкипела, картофелины частично прижарились ко дну. Он выругался тихо, сквозь сжатые зубы. Это могли счесть его виной.

– Томас, что случилось?

Мать вошла, хромая и опираясь на палку. Ну вот, упрек в глазах, ей так доставалось с детьми сейчас.

– Кто-то поставил на огонь картошку и забыл про нее, – сказал Томас и выкинул остатки в компост. – Есть еще?

– Теперь она ведь не будет готова к обеду, – посетовала мать и тяжело опустилась на стул. – Ты сможешь накрыть на стол, Томас?

– Конечно, – ответил он, залез в кладовку, нашел маленький пакет с золотисто-желтыми клубнями, быстро почистил их под краном с холодной водой и побросал в кастрюлю. – Сколько нас будет?

– Элеонора и Мартин уехали, но приехал Сверкер. Где дети?

– С Хольгером, у лодки.

– Да, но у них есть спасательные жилеты?

Ее рука задрожала от волнения, он постарался сохранить спокойствие.

– Да, мама, отдыхай. Какие тарелки?

– С цветочками, это же летний обед. Ты проверил мясо в духовке? Должно быть семьдесят пять градусов, не больше.

– Да, мама…

Томас взял прихватку, открыл дверцу духовки, термометр показывал девяносто два градуса.

– Готово, – сказал он, вытащил термометр и быстро сунул под холодную воду. – Может, мне сделать немного соуса?

– Да, дорогой, и немного салата…

Он поставил мясо остывать на плиту, пригоревшую часть пришлось отрезать. Потом сполоснул кастрюлю, вылил туда мясной сок, добавил сливки и кукурузную муку, разбавил все говяжьим бульоном, приправил тимьяном и чесноком.

– Ты научился хорошо готовить, Томас, – сказала его мать.

– Я всегда умел это делать, – ответил он и достал овощи из холодильника.

Мать не ответила, наблюдала за ним от кухонного стола. – Мне хочется, чтобы я могла помогать тебе больше, – сказала она, когда он поливал оливковым маслом салат.

– Я же скоро закончу, – сказал он.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Томас вздохнул тихо, отставил в сторону бутылку с маслом.

– Мама, – сказал он, – мне неплохо живется. Меня не надо спасать.

Старая женщина медленно покачала головой.

– Томас, – сказала она, – который все умеет сам. Иногда я задаюсь вопросом, не слишком ли много ты берешь на себя.

Он с шумом поставил перед собой бутылку с бальзамическим уксусом, почувствовал резкий скачок адреналина в крови.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – ответила она быстро, – у тебя, похоже, так много дел с детьми и квартирой… Ты, кстати, знаешь, удастся ли тебе сохранить работу?

Томас положил ладони на мойку, почувствовал холод под мышками, дыхание участилось.

– Нет, – сказал он, – но, пожалуй, все прояснится на этой неделе.

– А разве нет ничего странного, что о таком не извещают вовремя? – возмутилась мать. – Человек ведь должен планировать свою жизнь. Особенно если у него семья.

Ему вроде бы нечего было сердиться. Мать могла сказать все это, просто заботясь о нем, стараясь его поддержать, но он прекрасно знал, в чем дело.

– Что меня меньше всего беспокоит, так это безработица, – сухо ответил Томас и поставил соус на стол.

– Но как вы будете жить?

Голос матери дрожал, за этим явно стояло нечто большее, чем страх относительно падения их доходов.

– Мама, в крайнем случае я ведь снова смогу где-нибудь заведовать финансами, – сказал он непринужденно. – В этом же нет ничего сверхъестественного, как ты считаешь?

Он знал, что мать больше всего хотела бы опять видеть его на такой службе, особенно в Ваксхольме, на должности одного из руководителей экономического департамента муниципалитета, тем, кто заправляет всеми средствами.

– Подобное не растет на деревьях, – заметила она обиженно.

Томас рассмеялся: