Прах Энджелы. Воспоминания

Платье лежит под ворохом бумаг. Я смотрю на свою детскую фотографию в паспорте и понимаю, почему меня зовут япошкой. На одной бумаге написано: «Свидетельство о браке». Там сказано, что Мэлаки Маккорт и Энджела Шихан были соединены святыми узами брака 28 марта 1930 года. Как же так? Я родился девятнадцатого августа, а Билли Кэмпбелл говорил, что отец и мать должны быть женаты девять месяцев, прежде чем родится ребенок. А я появился в два раза быстрей. Должно быть, мой случай чудесный – и я, когда вырасту, стану святым, и все будут праздновать День святого Франциска Лимерикского.

Придется спросить у Мики Моллоя - он по-прежнему Знаток по части Девичьих Тел и Непристойностей Вообще.

Билли говорит, что если мы хотим стать великими футболистами, нам надо тренироваться, и предлагает встречаться для этого в парке. Я раздаю ребятам сердечки; они ворчат, и я говорю: кому не нравится - сами идите домой и режьте на кусочки материны платья и блузки.

На нормальный мяч у нас денег нет, поэтому один из ребят приносит набитый тряпьем овечий мочевой пузырь. Мы гоняем его по лугу, так что в нем появляются дырки и оттуда вываливаются тряпки, и вскоре нам надоедает пинать мочевой пузырь, от которого едва что осталось. Встречаемся завтра, говорит Билли, то есть, в субботу утром - идем в Баллинакурру, посмотрим, удастся ли бросить вызов богатеньким из «Крешент Колледжа»; сыграем семеро против семерых. И всем прикрепить к рубахам красные сердечки, говорит он, пусть это всего лишь тряпки.

Мэлаки идет домой пить чай, а мне надо повидаться с Мики Моллоем и узнать, почему я родился раньше срока. Мики выходит из дома вместе со своим отцом, Питером. Сегодня Мики исполняется шестнадцать, и отец ведет его в «Боулерс Паб» угощать первой пинтой. Нора Моллой кричит с порога Питеру вслед: если вы туда пойдете - можете не возвращаться. Она больше не собирается печь хлеб и не ляжет в психушку; если ребенок вернется домой в пьяном виде, она в Шотландию уедет – и поминай как звали.

Ладно, Циклоп, говорит Питер Мики, не обращай на нее внимания. Матери в Ирландии - извечные противники первой пинты. Когда меня отец вел угощать первой пинтой, моя мать чуть не убила его сковородкой.

Мики спрашивает Питера, можно ли мне с ними пойти и выпить лимонаду.

В пабе Питер всем объявляет, что Мики пришел за первой пинтой, и все мужчины хотят его угостить, но Питер говорит: нет, что вы, беда будет, если он хватит лишку и совсем отвратится от этого дела.

Пинты налиты, и мы сидим у стены – Мики и его отец с пивом, я с лимонадом. Мужчины желают Мики всего наилучшего в дальнейшей жизни; все-таки, говорят, как удачно он тогда, много лет назад, свалился с трубы - то была милость Божия, ведь припадки с тех пор у него прекратились; и до чего жаль того калеку, бедного Квазимодо Дули, который умер от чахотки - он так старался, говорил на тамошний манер, чтобы попасть на «Би-Би-Си», – хотя ирландцу там все равно не место.

Питер беседует с товарищами, а Мики потягивает первую свою пинту и шепчет мне: не сказал бы, что мне нравится, только отцу моему не говори. Потом он сообщает мне, что в тайне от всех осваивает английский акцент, чтобы стать диктором на «Би-Би-Си», как мечтал Квазимодо. Он говорит, что может вернуть мне Кухулина: на кой он нужен диктору Би-Би-Си? Ему теперь шестнадцать лет, и он хочет уехать в Англию, и я услышу его по радио «Би-Би-Си», если раздобуду радиоприемник.

Я рассказываю ему про свидетельство о браке, и о том, что Билли Кэмпбелл говорил, должно пройти девять месяцев, а я родился через пол-срока, и может он знает, вдруг я чудо какое-то.

Не-а, говорит он, ты байстрюк. Гореть тебе в аду.

Мики, нечего обзываться.

А я не обзываюсь. Так зовут тех, кто появился на свет, когда родители были женаты меньше девяти месяцев – кого вне брака зачали.

Как это?

Что как?

Зачали.

Ну, сперма попадает в яйцеклетку, яйцо начинает расти, а через девять месяцев получаешься ты.

Ничего не понимаю.

Он шепчет: та штука, которая у тебя между ног – это счастье. Называют и по-другому – член, хрен, сосиска, пипетка, - но мне все это не нравится. Ну и вот: твой отец сунул свое счастье в твою мать, впрыснул в нее семена, получилось яйцо, а из него вышел ты.

Я не яйцо.

Ты яйцо. Когда-то все были яйцами.

А почему я должен гореть в аду? Я не виноват, что я байстрюк.

Все байстрюки обречены на вечные муки. Как и некрещеные младенцы, которые навсегда попадают в лимб и выбраться оттуда не могут, хотя ни в чем не виноваты. Вот и думай, какой Он, Наш Господь на этом Своем Престоле, что ни капли не жалеет бедных некрещеных детей. Поэтому я сам в церковь теперь ни ногой. В любом случае, гореть тебе в аду. Тебя зачали, когда твои предки не еще были женаты, поэтому ты грешник.

Что же мне делать?

Ничего - все равно в ад попадешь.

Может, свечку зажечь, а?

Попробуй Деве Марии помолиться. Обреченные - это по Ее части.

Но у меня нету пенни на свечку.

Ладно, ладно, вот тебе пенни. Вернешь, когда работу найдешь – лет через сто. Разорительное это дело - быть Знатоком Девичьих Тел и Непристойностей Вообще.