Прах Энджелы. Воспоминания

Скоро узнаешь, говорит Делия.

Дородные тети сидят за столом вместе с миссис Лейбовиц и Минни Макэдори. Бедная Энджела, говорит Филомена, ужас, как ее жаль, и девочку. Мы обо всем слыхали. Нельзя ведь не думать, что стало с тельцем. Тебя это волнует, и меня, а Томми наплевать. Он сказал, что Мэлаки с Севера сдал девочку за деньги. За деньги? - изумляется миссис Лейбовиц. Именно, шепчет Филомена. За деньги. Там берут всякие трупы и ставят на них эксперименты, и мало что от них остается, да вы и сами не захотите, чтобы вам вернули останки – на освященной земле их уже не похоронишь.

Какой ужас, говорит миссис Лейбовиц. Ни один отец или мать на такое не пойдут.

Пойдут, говорит Делия, ежели выпить неймется. И родную мать продадут, когда неймется, а что говорить про ребенка, который и вовсе умер?

Миссис Лейбовиц мотает головой и раскачивается на стуле. Ой, говорит она, ой, ой, ой. Бедная малышка. Бедная мама. Слава Богу, что моему мужу так… как вы сказали? Неймется. Да, не неймется. Только ирландцам неймется.

Мой-то непьющий, говорит Филомена. Я бы ему показала, если б только учуяла, что ему неймется. А вот Джимми-то Делиному неймется. Как пятница - шасть в салун.

Нечего оскорблять моего Джимми, обижается Делия. Он работает. Домой зарплату несет.

Но приглядеть бы за ним не мешало, говорит Филомена. Ему неймется, и если от рук отобъется, то повиснет у тебя на шее еще один Мэлаки с Севера.

Не суй свой чертов нос не в свои дела, говорит Делия. По крайней мере Джимми ирландец, не то что твой Томми – он, вообще, в Бруклине родился.

И тут Филомене ответить нечего.

Минни держит на руках свою дочку, и дородные тети говорят, что ребенок прелестный, ухоженный, не то что выводок Энджелы – эти носятся где попало. Не знаю, говорит Филомена, в кого Энджела такая грязнуля – у ее матери дома ни пятнышка, так чисто, что и с полу еду кушать можно.

Я думаю, а зачем кушать с полу, если для этого есть стол и стул?

Делия говорит, что с Энджелой и детьми что-то надо делать – позорище форменное, даже стыдно, что мы родственники. Надо написать матери Анджелы. Филомена напишет письмо, потому что, как говорил когда-то в Лимерике ее учитель, у нее каллиграфический почерк. Делия разъясняет миссис Лейбовиц, что «каллиграфический» - значит «красивый».

Миссис Лейбовиц уходит в коридор, чтобы взять у мужа перо, бумагу и конверт. Четыре женщины садятся за стол и сочиняют письмо к матери моей мамы.

Дорогая тетя Маргарет,

Беру в руку перо, чтобы написать вам это письмо, и надеюсь, что оно найдет вас в наидобрейшем здравии, в каковом и нас оставляет. Мой муж Томми прекрасно себя чувствует, трудится, не покладая рук, и муж Делии прекрасно себя чувствует, не покладая рук, и мы надеемся, что и вы прекрасно себя чувствуете. С прискорбием сообщаю вам, что Энджела себя чувствует отнюдь не прекрасно, потому что у нее умер ребеночек - девочка, которую назвали Маргарет в вашу честь, и Энджела с тех пор сама не своя, лежит в постели лицом к стене. А что еще хуже, мы подозреваем, что она снова беременна, и это уже чересчур. Одного похоронила – а другой уже на подходе. Не знаем, как она умудряется. Замужем четыре года, детей пятеро и еще один на подходе. Вот что бывает, когда выходишь замуж за кого-то там с Севера, потому что эти жалкие протестанты собой не владеют. Каждый день он уходит якобы на работу, но мы-то знаем, что он все время торчит в салунах, подметает полы и переносит бочки, за что получает несколько долларов, которые тут же пропивает. Тетя Маргарет, это ужас какой-то, и все мы считаем, что Энджеле с детьми лучше вернуться на родину. Времена теперь трудные, и у нас нету денег, чтобы купить им билеты, но возможно, вы что-нибудь придумаете. Надеемся, что сие письмо найдет вас в прекрасном самочувствии, в каковом покидает нас, благодарение Богу и Его Благодатной Матери.

Остаюсь любящая вас племянница

Филомена Флинн (бывшая Макнамара)

А также ваша племянница

Делия Форчун (тоже бывшая Макнамара, ха-ха-ха)

Бабушка Шихан посылает Филомене с Делией денег. Они покупают билеты, в Обществе св. Винсента де Поля достают чемодан, нанимают машину, отвозят нас на пристань в Манхэттене, сажают на корабль, говорят: прощайте, скатертью дорожка, - и уходят.

Корабль выходит из дока. Мама показывает нам: вот Статуя Свободы, а это Эллис Айленд, куда приплывают иммигранты. Потом перевешивается через борт и ее тошнит, а ветер Атлантики переносит все это на нас и на других счастливых пассажиров, любующихся видом. Пассажиры клянут нас и убегают, со всей гавани слетаются чайки, и мама, бледная и слабая, повисает на корабельных перилах.

II

Через неделю мы прибываем в Мовилль в графстве Донегал, откуда на автобусе добираемся до Белфаста, а оттуда снова на автобусе до городка Тум в графстве Антрим. Мы оставляем чемодан в магазине и дальше идем пешком - до дома дедушки Маккорта еще две мили. На дороге темно, за холмами занимается рассвет.