Прах Энджелы. Воспоминания

Я долго сижу на седьмой ступеньке, и я уверен, что ангел рядом со мной. Я рассказываю ему обо всем, о чем не расскажешь матери или отцу, потому что боишься, что получишь тумака или тебя отправят играть на улицу. Я ему рассказываю про школу, и про то, как я боюсь преподавателя и побоев, как он орет на нас на гэльском, а я все равно не понимаю, потому что я из Америки приехал, а остальные ребята уже год гэльский учат.

Я сижу на седьмой ступеньке, пока не замерзаю окончательно, или пока не встает папа и не отправляет меня в постель. Папа, казалось бы, должен знать, что я там делаю, ведь он сам рассказал мне, что ангел прилетает на седьмую ступеньку. Я признался ему как-то раз, что жду ангела, и он сказал: ну и ну, Фрэнки, да ты у нас фантазер.

Я снова ложусь в постель и слышу, как он шепчет маме: сидит на ступеньках, бедняга, общается с ангелом.

Он смеется и мама смеется, и я думаю: какие странные все-таки эти взрослые - смеются над ангелом, который им же самим принес малыша.

Перед Пасхой мы переезжаем обратно в Ирландию. Пасха лучше Рождества, потому на улице теплее, со стен не капает от сырости и внизу озер уже нет, и если встать пораньше, можно увидеть, как солнце на минутку заглядывает в окно кухни.

В хорошую погоду мужчины сидят на улице, курят сигареты, у кого они есть, созерцают мир и смотрят, как мы играем. Женщины стоят, скрестив руки, и болтают. Сидеть им некогда, потому что у них полно дел по хозяйству: надо дома убраться, заняться детьми, что-то приготовить, а стулья нужны мужчинам. Мужчины сидят, потому что устали каждое утро ходить на Биржу труда, получать пособие по безработице, обсуждать мировые проблемы и размышлять, на что бы употребить остаток дня. Кто-то заглядывает в букмекерскую контору, чтобы изучить программку и поставить пару шиллингов на какую-нибудь лошадку, которая точно придет первой. Некоторые часами сидят в Библиотеке Карнеги и читают английские или ирландские газеты. Безработный должен быть в курсе мировых событий, потому что его товарищи-безработные по этой части большие знатоки. Если кто заведет речь о Гитлере или Муссолини, или об ужасной участи миллионов китайцев, надо уметь поддержать разговор. Проведя весь день у букмекера или в библиотеке, безработный возвращается домой, и жена его не обидится, если он пару минут тихо-спокойно посидит на стуле за чашкой чая и покурит, размышляя неспешно о судьбах мира.

Пасха лучше Рождества, потому что папа ведет нас в церковь редемптористов, где священники облачены в белое, и все поют и радуются, потому что Господь Наш теперь в раю. Я спрашиваю папу: тот малыш, который был в яслях, теперь умер? И он говорит: нет, когда Он умер, Ему было тридцать три – смотри, вот Он, висит на кресте. И мне непонятно, как это Он так быстро вырос, и теперь висит распятый в венце из терниев, и отовсюду сочится кровь – из головы, из рук, ног и глубокой раны в груди.

Папа говорит, что я все пойму, когда вырасту. Он все время так говорит, и я хочу быть взрослым, как он, и тоже все понимать. Должно быть, здорово проснуться однажды утром и обнаружить, что ты все понимаешь. Мне хочется быть таким же, как все эти взрослые в церкви, которые стоят или на колени опускаются, молятся, и все понимают.

Во время мессы все подходят к алтарю, и каждому священник что-то кладет в рот. Опустив головы, люди возвращаются на свои места, и челюсти у них шевелятся. Мэлаки говорит, что проголодался и тоже хочет кусочек. Ш-ш, говорит папа, это Святое Причастие, Тело и Кровь Господа Нашего.

Но пап.

Ш-ш, это тайна.

Без толку снова спрашивать. Все равно тебе скажут, что это тайна, и ты все поймешь, когда вырастешь, будь умницей, спроси у мамы, спроси у папы, Христа ради, оставь меня в покое, пойди-ка на улицу поиграй.

Папу впервые берут на работу - на цементный завод города Лимерика. Мама счастлива. Ей теперь не надо будет отстаивать очереди в Обществе св. Винсента де Поля и выпрашивать одежду и ботинки для нас с Мэлаки. Она говорит, что стыдного ничего тут нет, это благотворительность, но папа говорит: это стыд и позор. Мама рада, что может, наконец, отдать долг Кэтлин О’Коннел за продукты, которые брала в ее магазине, и вернуть деньги, которые занимала у матери. Это ужасно - быть обязанным кому бы то ни было, особенно собственной матери.

Цементный завод находится далеко за городом, и это значит, что папе придется выходить из дома в шесть утра. Но это его не пугает, он и так много ходит пешком. Накануне мама наливает чай во фляжку, готовит для папы бутерброд, варит вкрутую яйцо. Ей жалко папу, потому что ему надо три мили пешком идти до завода, и три мили обратно. Было бы здорово сесть на велосипед, но он стоит столько, что и за год не заработаешь.

В пятницу дают зарплату, и мама поднимается рано утром, делает в доме уборку и поет:

Anyone can see why I wanted your kiss

It had to be and the reason is this