Прах Энджелы. Воспоминания

Мама встречает на улице Брайди Хэннон с ее матерью, и они ей рассказывают, что у мистера Хэннона разболелись ноги. Бедный Джон так мучается - каждый день с утра до вечера развозит на телеге горы угля и торфа со склада на Док Роуд, а потом для него такая пытка на велосипеде домой добираться. Рабочий день у него с восьми утра до полшестого вечера, но запрягать лошадь приходится задолго до восьми, а в стойло на ночь отводить - уже после половины шестого. Он целый день то слезает с телеги, то забирается обратно, таскает на себе мешки с углем и торфом, следит, бедный, чтобы повязки не спадали, иначе грязь попадет в открытые раны. Бинты вечно прилипают, их приходится отдирать, и когда он приходит домой, миссис Хэннон обмывает раны теплой водой с мылом, накладывает мазь и перевязывает чистыми бинтами. Новые бинты на каждый день им не по карману, поэтому они стирают старые, пока те серыми не становятся.

Мама говорит, что мистеру Хэннону надо обратиться к врачу, и миссис Хэннон отвечает: а толку? Был он у врача уже дюжину раз. Ему говорят: не утруждайте ноги, вот и все - дайте отдых ногам. А какой тут отдых? Ему работать надо. На что бы мы жили, кабы он не работал?

Мама говорит, что Брайди могла бы устроиться куда-нибудь на работу, и Брайди обижается. Энджела, ты разве не знаешь, что у меня легкие слабые? И ревматизм у меня – я вообще умереть могу. Мне надо поберечься.

Мама часто говорит про Брайди: эта подруга может часами сидеть, жаловаться на свой ревматизм и слабые легкие, но при этом дымит как паровоз.

Мама говорит, что очень сочувствует Брайди и бедному ее отцу - он ужасно страдает. Миссис Хэннон говорит маме, что Джону день ото дня хуже. Что вы скажете, миссис Маккорт, если Фрэнки, ваш мальчик, вместе с ним поедет на телеге, поможет управиться с мешками? Всего несколько часов в неделю. Нам самим денег еле хватает, но Фрэнки мог бы заработать шиллинг или два, и Джон поберег бы свои бедные ноги.

Не знаю, говорит мама, ему только одиннадцать, и он тифом переболел, и для глаз уголь вреден.

Зато, говорит Брайди, он будет на свежем воздухе, а это лучшее лекарство от болезни глаз и от тифа. Верно, говорю, Фрэнки?

Верно, Брайди.

Мне до смерти охота разъезжать с мистером Хэнноном на большой телеге, как настоящий рабочий человек. Если я буду хорошо справляться, может, мне и вовсе разрешат не ходить в школу; но мама говорит: я согласна, но только при условии, что на учебе это не скажется. Пусть идет в субботу утром.

Я теперь врослый, поэтому в субботу рано утром я сам развожу огонь и готовлю себе на завтрак чай и поджаренный хлеб. У двери соседнего дома я жду, когда выйдет мистер Хэннон с велосипедом, а из окна доносится аромат ветчины и яиц. Мама говорит, что мистера Хэннона кормят отменно, потому что миссис Хэннон влюблена в него без памяти, будто они только вчера поженились. Они как влюбленная пара из американского кино – так заботятся друг о друге. Наконец, мистер Хэннон, дымя трубкой во рту, выводит велосипед. Он велит мне сесть на велосипедную раму, и мы отправляемся на мою первую взрослую работу. Поворачивая руль, он наклоняется ко мне - из его трубки приятно пахнет. Одежда его пропитана углем, и от этого я чихаю.

К угольному двору на Док Роуд, на мукомольный завод и в пароходную компанию сходятся или съезжаются люди. Мистер Хэннон вынимает трубку изо рта и говорит мне, что сегодня, в субботу, короткий день, и это лучшее утро недели. В восемь начинаем, а в двенадцать уже закончим – еще до того, как прозвонят Angelus.

Сперва мы запрягаем лошадь, чистим ее щеткой, в деревянную кадку насыпаем овса, а в ведерко наливаем воды. Мистер Хэннон показывает мне как надевать упряжь и разрешает ввести лошадь в оглобли телеги. Боже, говорит он, Фрэнки, да у тебя талант.

И я так счастлив, что мне хочется плясать и прыгать, и ездить на телеге всю свою жизнь.

Двое рабочих насыпают уголь и торф в мешки по сто фунтов в каждый и взвешивают их на огромных железных весах. Пока они укладывают мешки на телегу, мистер Хэннон идет в офис за талончиками на доставку. Рабочие управляются быстро, и мы готовы тронуться в путь. Мистер Хэннон садится по левую сторону телеги и прищелкивает хлыстом справа – показывая, куда садиться мне. Телега очень высокая, на ней еще куча мешков и забраться на нее непросто. Пытаясь вскарабкаться, я ставлю ногу на колесо. Никогда так не делай, говорит мистер Хэннон. Если лошадь в упряжи и в оглоблях, нельзя ставить ногу или руку на колесо – вдруг ей взбредет в голову маленько пройтись. Тогда все: рука или нога в колесе застрянет, и тебе ее вывихнут у тебя же на глазах. Н-но, говорит он; лошадь мотает головой и трясет упряжью, и мистер Хэннон смеется. Дурочка, любит работать, говорит он. Через пару часов уже упряжью не потрясешь.

Начинается дождь, и мы накрываемся старыми угольными мешками. Мистер Хэннон переворачивает трубку, чтобы табак не намок, и выпускает дым вниз. Он говорит, что мешки отсыреют и станут еще тяжелей, но что толку причитать – это все равно, что жаловаться на жару в Африке.