Прах Энджелы. Воспоминания

Когда не пришла первая телеграмма, не знаешь, куда себя девать. Нельзя вместе с братьями выйти на улицу и весь вечер там играть, потому что все разошлись по домам, и тебе стыдно появляться в переулке и мучиться, вдыхая запахи сосисок, бекона и жареного хлеба. Не хочется видеть, как с наступлением темноты в окнах загорается электрический свет, и слушать по чужому приемнику новости «Би-Би-Си» или «Рэдио Эриэн». Миссис Миган и ее дети уходят домой, и на кухне у них только слабо мерцает свеча. Им тоже стыдно. Вечером в субботу они сидят дома, а в воскресенье утром даже на мессу не идут. Брайди Хэннон говорит маме, что миссис Мигер постоянно горит со стыда из-за того, что они лохмотья носят и живут в такой нужде, что ей приходится обращаться в Диспенсарий за государственным пособием. Мама говорит, что это самое дно, ниже пасть нельзя. Это хуже, чем жить на пособие по безработице, хуже, чем ходить в Общество св. Винсента де Поля или даже просить подаяние на улицах, как поденщики и живодеры. Ниже пасть нельзя, но на что только ни пойдешь, лишь бы не попасть в дом для бедных, а детей не отдать в сиротский приют.

У меня над носом между бровями появляется серо-красная болячка. Она чешется, но бабушка говорит: не тронь, и не мочи, а то заразу разнесешь. Если бы ты руку сломал, она бы тоже сказала: не мочи, а то заразу разнесешь. Но инфекция все равно переходит на глаза. Они краснеют, и из них сочится что-то желтое, так что утром их не разлепишь. Я разнимаю веки пальцами, а мама промывает мне глаза, смочив тряпочку в растворе борной кислоты. Ресницы у меня выпадают, и когда на улице ветер, вся пыль, какая есть в Лимерике, летит мне в глаза. Бабушка говорит, что глаза у меня голые, и я сам виноват: нечего сидеть под фонарным столбом на пригорке и читать в любую погоду, уткнувши нос в книгу. С Мэлаки то же будет, если не бросит читать. И Майкл, гляньте-ка, тоже сует нос в книги - нет бы идти играть, как нормальный ребенок. Книги, книги, книги, говорит бабушка, вы так и вовсе ослепнете.

Они с мамой пьют чай, и я слышу, как бабушка шепчет: плевок святого Антония – вот верное средство.

Что это? – удивляется мама.

Твоя слюна с утра натощак. Подойди к нему, пока он спит, и плюнь в глаза – у слюны постящейся матери большая целебная сила.

Но я все время просыпаюсь раньше мамы и разлепляю глаза задолго до того, как она встает. Я слышу ее шаги, и только она надо мной склоняется, собираясь плюнуть, как я открываю глаза. Боже, говорит она, ты проснулся.

Сегодня мне, кажется, лучше.

Хорошо, говорит мама, и снова ложится в постель.

Мне лучше не становится, и мама отводит меня в Диспенсарий, где врачи принимают бедняков и выписывают им лекарства. Сюда же семейства, чьи отцы умерли или пропали без вести, не имея ни зарплаты, ни пособий по безработице, обращаются за пособиями от государства.

Вдоль стен стоят скамейки, на них, ожидая приема у врача, битком сидят люди и обсуждают, у кого что болит. Старики и женщины стонут, малыши ревут, а матери их успокаивают: тише, милый, тише. Посреди Диспенсария находится окруженный стойкой помост, перед ним выстраивается очередь на прием к мистеру Коффи или мистеру Кейну. Женщины в очереди похожи на тех, которых мы видели в Обществе св. Винсента де Поля - они кутаются в шали и выказывают почтение мистеру Коффи и мистеру Кейну, потому что иначе тебя выставят вон и велят вернутсья через неделю, а пособие или талончик на прием к врачу нужны очень срочно. Беседуя с женщинами, мистер Коффи и мистер Кейн от души веселятся. Они решают, сильно ли вы нуждаетесь и выдать ли вам пособие, или серьезно ли вы больны и стоит ли направить вас к врачу. Вам придется у всех на виду рассказать им, что с вами стряслось, а они любят при этом подшучивать. Итак, миссис О’Ши, на что жалуемся? Что-то болит у вас, так? Может, газы покоя не дают? Или капусточки переели? Ох уж эта капуста – да, жди от нее сюрпризов. Они хохочут, и миссис О’Ши смеется, и все женщины смеются, говоря, что мистер Коффи и мистер Кейн большие шутники, могли бы Лорелю и Харди дать сто очков вперед.

Итак, дамочка, ваше имя? - говорит мистер Коффи.

Энджела Маккорт, сэр.

И что у вас?

У сына, сэр. Глаза у него болят.

О, дамочка, ей-богу, вижу, что болят. Жуткие глазюки. Как два восходящих солнца. Японцы вместо флага могли бы его поднимать, ха-ха-ха. Он кислотой, что ли, в лицо себе плеснул?

Это какая-то инфекция, сэр. У него был тиф в прошлом году, а теперь вот эта напасть.

Ладно, ладно, автобиография ваша нам ни к чему. Вот вам талончик к доктору Трою.

На двух длинных скамейках теснятся пациенты доктора Троя. Мама садится рядом со старушкой, которая никак не может вывести большую болячку у себя на носу. Я все перепробовала, миссис, все лекарства на белом свете Божьем. Мне восемьдесят три года, и я хочу лечь в могилу здоровой, вот и все – мне бы встретить Искупителя Нашего с красивым носом. А с вами что, миссис?

С моим сыном - глаза.

О Боже, благослови нас и спаси, какое воспаление - в жизни такой красноты не видала.

Это, миссис, инфекция.