Прах и безмолвие (сборник)

«Оглашенное сегодня завещание покойной миссис Г. Хьюби из Трой-Хауса, Гриндейл, представляет собой любопытный документ.

Большая часть ее состояния, оцененного более чем в миллион фунтов, завещана ее единственному сыну Александру Ломасу Хьюби, объявленному пропавшим без вести во время боевых действий в Италии в 1944 году. Смерть лейтенанта Хьюби считается фактом общепризнанным, хотя тело его найдено не было. В случае, если он не объявится до своего 90-летнего дня рождения в 2015 году, чтобы предъявить права на наследство, состояние будет разделено поровну между Обществом защиты животных, Фондом помощи родственникам военнослужащих, являющимися зарегистрированными благотворительными организациями, к которым миссис Хьюби проявляла большой интерес, и организацией „Женщины за Империю“ — социально-политической группой, которую она поддерживала многие годы». 

— Очень интересно, — проговорил Паско. — И печально в то же время. Бедная старая женщина.

— Глупая старуха! — воскликнула Элли.

— Ну, это звучит грубовато! Согласен, она могла быть чуть-чуть не в своем уме, но…

— Что «но»? Ты разве не видишь? Треть ее состояния отходит «Женщинам за Империю»! Это — более трети миллиона фунтов!

— А кто эти «Женщины за Империю»? — Паско отхлебнул виски.

— О Боже! Ну, теперь понятно, почему они тянут с твоим назначением на пост старшего инспектора! Это же фашисты! Красные, белые и голубые. И дешевая черная рабочая сила!

— Понятно, — ответил Паско, подумав, что слова о его повышении — удар ниже пояса. — Вряд ли я когда-либо слышал о них.

— Ну и что! Ты, пока на мне не женился, и о бангкокском массаже ничего не слыхал.

— Это верно. Хотелось бы, правда, знать, какой из моих обширных источников информации благодарить за мое невежество. А ты откуда о них знаешь?

Элли слегка покраснела. Лишь немногим удавалось увидеть, что румянец покрывал в основном не ее лицо, а впадинку на шее, переходящую в глубокую ложбинку между грудями. Паско считал, что это — квинтэссенция женского стыда, точнее, стыда, маскирующегося под скромность.

— Откуда? — повторил он настойчиво. — Откуда тебе о них известно?

— Из списка, — пробормотала Элли.

— Из списка?

— Да! — ответила она с вызовом. — Есть такой список ультраправых групп, за которыми мы должны наблюдать. У нас в «Группе борьбы за женские права» есть копия этого списка.

— Ага! Список! — Паско принялся за второй стакан. — Это нечто вроде «Указателя правых центров»? Запрещенное чтиво для законопослушных граждан! Или это больше похоже на знаменитый «черный список» шахтного управления? Что, эти организации считаются исчадием ада? И их надо немедленно запретить?

— Питер, если ты не прекратишь свои насмешки, я снова оденусь. А кстати, почему ты пьешь из двух стаканов?

— Извини, — смутился Паско, протягивая ей более полный стакан. — У меня к тебе встречный вопрос: как вышло, что в половине десятого вечера на тебе нет ничего, кроме «Ивнинг пост»?

— Каждый вечер вот уже несколько недель ты являешься домой, еле держась на ногах. Рози немедленно издает этот ужасный вой, и ты плетешься наверх поговорить с ней. Мне страшно подумать, как в будущем отразятся на девочке твои монологи.

— Она не жалуется.

— Да, Не жалуется. Потому что для нее это единственный способ хоть на время завладеть твоим вниманием, вот и все. Потом ты, пошатываясь, плетешься вниз, выпиваешь пару стаканов, ешь свой ужин, заваливаешься спать и спишь так крепко, что тебя уже ничто не в силах разбудить, разве только голос Толстого Энди. Так вот, сегодня вечером начну выть я!

Паско посмотрел на нее задумчиво, допил стакан и прилег на диван.

— Давай начинай, — предложил он.

Заметка под названием «Необычное завещание» попалась в тот день на глаза многим.