Прах и пепел

Не отводя глаз от Жени, Эркин нащупал в глубине мешка пакет с баульчиком, но не решался нарушить тишину.

– Спасибо, Эркин, милый, – Женя медленно шагнула к нему и опять обняла за шею, поцеловала, нет, просто прижалась губами к его щеке.

– Мам, а за подарок дважды целуют?

– Сколько захочешь, – рассмеялась Женя, отпуская Эркина. – Теперь Алисе, да?

– Да, – кивнул Эркин, доставая пакет.

Взвизгнув, Алиса ринулась с кровати к столу.

– Тоже от Монро? – изумилась Женя. – Что это? Алиса, осторожно, не рви, сейчас открою.

– Сундучок! – ахнула Алиса. – И бабочка!

– Баульчик, – поправила Женя. – Как он открывается? Эркин?

– Под бабочкой… замочек…

Алиса залезла на стул с ногами, навалилась животом на стол. Наконец Женя, всё ещё в шали, несмотря на Алисину помощь справилась с замочком и раскрыла баульчик. Алиса даже не завизжала: настолько была потрясена.

– Мам, что это? Для чего оно?

– Это, – Эркин откашлялся, у него вдруг запершило в горле. – Это, мне сказали, для рукоделия. Ну шить, вышивать… Для девочки… Правильно?

– Господи, Эркин, ну конечно… Я о таком слышала, даже мечтала в детстве. Алиса, не хватай так. Это напёрсток, ой, и крючки для вязания, и челночок, Алиса, с иголками осторожней. Это ж не тряпочки, ой, даже узор нанесён. Вот вышьешь, и будет у тебя платочек нарядный. И ножницы, и тесьма… Алиса! Ты куда с ногами на стол?!

– Спасибо говорить! – Алиса встала на стол, оказавшись выше Эркина, и стала его целовать. В одну щёку, в другую и опять… – Вот, мама два раза, а я четыре, – при этом она самым бесцеремонным образом крутила ему голову.

– Эркин, сними её и шлёпни, – очень строго сказала Женя. – Разошлась совсем.

Эркин снял Алису со стола и поставил на пол, но шлёпнуть…

– Мам, он тебя тоже наполовину слушается, – заявила Алиса. – Как и я!

И тут же получила два шлепка от Жени.

– Вот и получи полностью!

– Ага, – согласилась Алиса. – Мам, а теперь дай мне его. Я его смотреть буду.

– Баульчик? Только аккуратно.

– Знаю, – кивнула Алиса, принимая на руки баульчик, и понесла его к своей табуретке, бросив через плечо: – Вы тут займитесь чем-нибудь, не мешайте мне.

– Ишь, раскомандовалась! – рассмеялась Женя. – Эркин, что с тобой?

Эркин сидел за столом и раскачивался, закрыв лицо скомканной рубашкой. Услышав Женю, он поднял на неё мокрые глаза и, опустив рубашку, с трудом выговорил:

– Я… смеяться тихо… отвык. Вот и пришлось…

– Представляю, – Женя пригладила ему взъерошенные волосы, поправила прядь на лбу. – Спасибо, Эркин. Такие подарки… дорогие, наверное.

– Нет, это не из заработка, – заторопился Эркин. – Что за работу заплатили и премию, я привёз. Вот.

Он протянул Жене тряпочный аккуратный свёрток.

– Здесь две тысячи, Женя.

– Сколько? – недоверчиво переспросила она.

– Две тысячи.

Она медлила, и он, небрежно сдвинув на угол стола свои вещи, при этом несколько рубашек и что-то из белья упало на пол, развернул свёрток и стал выкладывать перед Женей радужные кредитки.

– Вот, это четвертные, за работу, зарплата называется. Двести пятьдесят я ещё перед отъездом получил, тогда ещё отдал тебе, двести пятьдесят в Бифпите, когда пригнали бычков, и двести пятьдесят в имении под расчёт. У меня вычетов не было, вот, пятьсот. А сотенными – это премия, тысяча пятьсот за привес, я не понял, как это высчитывается, там проценты какие-то, но вот столько дали. Всего две тысячи. Правильно? И вот ещё, – он достал из куртки бумажник. – Вот, я там играл, в щелбаны, на спор держал. Призовые деньги, ну, что на олимпиаде давали, я все потратил, и ели мы, вот, осталось, двести семь ещё… Вот, Женя.

– Господи, Эркин, – Женя как-то недоверчиво рассматривала денежные россыпи, – это же сумасшедшие деньги! Я столько сразу даже не видела никогда, – она подняла голову и посмотрела на него, тёмного от загара и смущения, на его глаза… – Спасибо, Эркин, милый. Как же ты устал, наверное.

– Нет, нет, Женя. В Бифпите последняя неделя… ну, там работы уже не было почти. Так, с лошадьми только. А в имении три дня уже так, дурака валяли, а не работали.

– Ну, ты это только говоришь, – Женя медленно, очень аккуратно собрала четвертные и сотенные кредитки, сложила их пачкой.

– Возьми и эти, – он показал на мелкие кредитки из бумажника.

– Нет, – Женя строго покачала головой. – Ты же взрослый мужчина, ты не можешь ходить без денег. Тебе надо поесть, надо… ну, мало ли чего надо. Ты вот к Андрею пойдёшь… Нет, это оставь себе, – и улыбнулась. – На текущие расходы, – и, так как он медлил, не брал деньги, тихо сказала: – Я помню, отец маме всю зарплату отдавал, но у него всегда оставались… его деньги, для себя, понимаешь? Это – на хозяйство, вечером сядем и решим, как их тратить, а это… это твои. Понимаешь?

Эркин кивнул и взял деньги, сложил их в бумажник. Женя подошла к комоду, но пачка оказалась слишком толстой для шкатулки, пришлось взять тряпку, в которой их хранил Эркин, и так, тряпочным свёртком положить прямо в ящик.

– Вечером разберу.

– Да, – он спрятал бумажник, сгрёб свои вещи. – Пойду, разложу всё.