Эркин, стоя на своём пятачке, напряжённо прислушивался. Когда её шаги затихли, он ещё раз обошёл остатки дома и, убедившись, что никого рядом нет и не было, а, значит, никто ничего видеть и слышать не мог, ушёл. Вот шлюха чёртова, не дала размяться. Ладно, её он шуганул, больше не полезет. А если она пожалуется… А кому? В комендатуру… Так он отопрётся, дескать не видел, не слышал. А если какому хахалю своему, то это уж совсем просто.
Кружным путём Эркин вернулся к жилым баракам. К столовой уже тянулись на дневное молоко дети. Алиса, увидев его, радостно подбежала, уцепилась за руку.
– На молоко пойдём?
– Пойдём, – кивнул Эркин.
Как и в том лагере, взрослых в столовую, когда там собирали детей, не пускали. Только матерей с совсем уж маленькими. Эркин довёл Алису до дверей, постоял рядом, пока девушка из комендатуры нашла Алису в списках и отметила.
– Ты меня подожди, – обернулась в дверях Алиса. – Ладно?
– Ладно, – улыбнулся Эркин. – Иди.
Он улыбнулся девушке и отошёл. На дворе у столовой в «молочный час» стояли, в основном, родители. Здесь шли разговоры о школах, детских болезнях, что кому сказал врач, а что психолог. Женя была уже здесь. Эркин сразу пробился к ней и встал рядом. Женя взяла его под руку, продолжая слушать рассказ немолодой женщины, как она дома занималась со своими мальчишками, чтобы языка не забывали. Общего разговора не было, так и стояли группами, парами, а кто и сам по себе. Мельком Эркин заметил, что Тим о чём-то тихо говорит с женщиной в синей куртке и сером платке. Но не обратил на это внимания. Да и… не лезь в чужие проблемы, так и своих меньше будет.
Наплакавшийся Дим спал крепко, и Тим с трудом разбудил его.
– Вставай, сынок. На молоко пора.
Дим сел в постели, протирая кулачками глаза.
– Па-ап, а что мне снилось…
И не договорил, хотя любил рассказывать свои сны. Тим подозревал, что большей частью сны выдуманы. Даже когда Дим плакал и метался во сне, жалобно кого-то звал, то проснувшись, рассказывал какую-то весёлую белиберду.
– Одевайся, Дим. Нехорошо опаздывать.
– Ага.
Дим, сосредоточенно сопя, оделся и пошёл в уборную умываться. Тим быстро привёл в порядок его постель. Значит, Диму снилась мать. Та, кого он выбрал себе в матери. Тим сокрушённо вздохнул. Ну, что он может тут сделать? С психологом, что ли, поговорить… а ну как скажут, что он не справляется с воспитанием ребёнка? Тогда Дима у него отнимут. Отправят в приют или… или передадут этой женщине. Тим задохнулся на мгновение как от удара, когда с размаху все весом бьют в грудь, в самый дых… Он помотал головой, перевёл дыхание частыми резкими выдохами. И когда Дим вошёл в их отсек, был уже спокоен. Что ж, иного пути сохранить сына у него, похоже, нет. Ради Дима… да, ради Дима он на всё пойдёт.
– Готов? Тогда пошли.
– Ага, – согласился Дим, испытующе глядя ему в лицо.
Вместе они прошли по проходу между отсеками, вышли из казармы. Дим завертел головой по сторонам, кого-то выглядывая. Хотя… почему кого-то? Тим отлично понимает, кого. А вон и они. Ждут их? Неужели…? Да, так и есть.
Катя, увидев Дима, побежала к нему, таща за собой мать, схватила Дима за руку. Тим с удивлением отметил, что и у Кати, и у её матери глаза заплаканы.
И, как и на обед, они пошли к столовой вместе. Катя и Дим впереди, держась за руки, а Тим и Зина сзади. У дверей столовой Дим сам гордо заявил:
– Дмитрий Чернов.
– Катя Азарова, – тихо сказала Катя.
Девушка в форме сержанта отметила их в своих списках. Входя в столовую, Дим обернулся и, встретившись глазами с отцом, улыбнулся ему. Тим ответил ему такой же улыбкой.
Когда дети ушли, Тим и Зина, не глядя друг на друга, но по-прежнему рядом, отошли чуть в сторону и остановились. Зина теребила свисающий на грудь угол платка. Тим вытащил сигарету, но не закурил, мял её в пальцах.
Первой заговорила Зина.
– Катя плакала так, весь тихий час проревела. Что, значит, она плохая, что из-за неё… что, – Зина вздохнула, – отказались от нас.
– Нет, – сразу ответил Тим. – Нет, это не так.
– А что я ей скажу? – словно не слыша его, снова вздохнула Зина.
– Она… Катя хорошая девочка, – Тим тщательно подбирал русские слова. – Дим мне говорил о ней. Много говорил.
– А Катя мне. У неё только и разговоров, что о Диме и… и о его папке, – Зина неуверенно улыбнулась.
И столь же неуверенно Тим ответил на её улыбку. И Зина решилась:
– Так скажи правду, ладно? Я не обижусь, ничего такого, я знать хочу. Почему ты отказываешься? Чем мы не угодили тебе?
Она смотрела на Тима открыто и требовательно. И он ответил так же открыто.
– Я негр, а вы белые.
– Так… – Зина потрясённо расширила глаза, – так ты из-за этого…? – и перешла на английский. – Так я же условная, а Катя… – она запнулась.
– Недоказанная? – удивился Тим.
– Хуже, – Зина отвернулась, смаргивая слезу. – Ей… ей даже сомнительного не хотели ставить. Я же… – и совсем тихо, еле слышным шёпотом: – я её из выбракованных, считай, что из Оврага унесла.
– Что?! – Тим подался к ней, даже руки у него дёрнулись, чтобы схватить её за плечи, еле удержал себя. – Как это?! Она… с номером?!