Жариков закончил записывать, привычно перечитал, проставив на полях значки внимания, степеней важности и ссылок, и закрыл тетрадь. Вот так, день за днём лежит снег, солнце светит и набирает силу, а он лежит, и вдруг в одно мгновение рушится подтаявший снизу и кажущийся неизменным сверху снежный навес. Иди знай, что имя, запретное к произнесению имя окажется спусковым механизмом. Конечно, всё не так просто, и совсем не легко.
– Иван Дормидонтович, – в дверь заглянул Крис, – можно?
– Конечно, Кирилл, – улыбнулся Жариков. – Заходи.
Крис вошёл и тщательно закрыл за собой дверь. Пришёл один. Значит, скорее всего, будет говорить о Люсе.
– Иван Дормидонтович, я вам не очень мешаю?
– Совсем не мешаешь.
Крис вздохнул и, словно прыгая в холодную воду, выпалил:
– Я с ней разговаривал.
– Молодец, – искренне обрадовался Жариков.
Крис радостно улыбнулся.
– Целых… целых пять фраз. И она не прогнала меня.
– А с какой стати она должна тебя гнать? – очень искренне удивился Жариков.
– Ну-у, – Крис повёл плечами. – Ну, мало ли что. Она же… она не такая, как все. Я с ней говорю, и сердце, вот так, – Крис показал рукой, – то вверх, то вниз.
– Это нормально, – утешающее кивнул Жариков.
– И что мне теперь делать? – спросил Крис.
– Да то же самое. Встречайся, разговаривай с ней.
– Но… – Крис покраснел. – Но я с ней о книге говорил. Она читала, и я спросил, что это за книга. А о… о том тоже говорить?
– Говори, о чём хочешь. То, что надо, само выскочит.
– Да-а? – с сомнением протянул Крис и встал. – Я пойду, а то к вам там пришли.
– А как у тебя с Шерманом? – спросил Жариков.
– Нормально, – пожал плечами Крис. – Он – пациент, я – медперсонал. Вошёл, воткнул, впрыснул и ушёл.
Кто-то снаружи осторожно тронул дверь. Крис подошёл к ней и открыл. На пороге стоял Чак. Причёсанный, чисто выбритый, в аккуратно застёгнутой пижаме. Они молча смерили друг друга взглядами и разошлись. Крис в коридор, а Чак в кабинет. Крис, закрывая за собой дверь, оглянулся на Жарикова. И кивок Жарикова адресовался и ему, и Чаку.
Пока Чак шёл к его столу, Жариков включил сигнальную лампочку над дверью в коридоре и отключил селектор.
– Здравствуйте, сэр, – Чак настороженно улыбнулся.
– Здравствуйте, Чак, – ответно улыбнулся Жариков. – Садитесь. Как себя чувствуете?
– Спасибо, сэр, – Чак был предельно вежлив. – Хорошо, сэр.
– Руки не болят?
Чак помолчал.
– Они всё чувствуют, сэр. И… и двигаются.
Жариков кивнул.
Чак как-то исподлобья посмотрел на него, осторожно перевёл дыхание. Сегодня он впервые пришёл в этот кабинет, до этого все врачи приходили к нему. И пижама вместо халата впервые, и ест он теперь сам, умывается, побрился вот сегодня сам. Тоже впервые. Врач смотрит на него внимательно, без злобы и насмешки, и Чак чувствует, что ещё немного – и он заговорит сам, и будет говорить обо всём. Всё расскажет. Ответит на все вопросы. Злить врача незачем и просто опасно, но… неожиданно для самого себя Чак спросил:
– Что теперь со мной будет, сэр?
– Вы пройдёте курс реабилитации, полного восстановления.
– А потом? Вы вернёте меня хозяину? Сэр, вы ведь теперь знаете, кто он.
– Отношения рабской зависимости прекращены двадцатого декабря сто двадцатого года. Скоро будет годовщина, – улыбнулся Жариков.
– Да, сэр, – Чак не ответил на улыбку. – Я слышал об этом. Так… так я могу не возвращаться туда? Я правильно понял вас, сэр?
– Да, Чак. Вы сами выберете, где будете жить и чем заниматься.
Чак перевёл дыхание.
– А… а Гэб? Он тоже сможет… выбирать?
– Да, – спокойно ответил Жариков.
Чак отвёл глаза. Медленно поднял руку и потёр лоб, оглядел свою руку.
– И долго… мне восстанавливаться, сэр?
– Трудно сказать. Процесс только начался.
– А… а если опять?
– Что? – сделал вид, что не понял, Жариков.
– Если опять отнимутся? – в голосе Чака зазвенел неподдельный страх. – Я не выдержу второй раз, сэр, – и совсем тихо: – Помогите мне, сэр.
– Я не смогу помочь, если не буду всё знать, – ответил Жариков. – Вы тоже должны помочь мне, Чак.
Чак вздохнул.
– Что я должен делать, сэр?
– Расскажите мне, как вас сделали таким.
Чак недоумевающе поднял на него глаза.
– О тренировках, сэр?
– Нет. Вы ведь горели не потому, что вас кололи. Уколов не было, так?
– В руки? – уточнил Чак. – Не было, сэр. Я помню.
– Было что-то, чего вы не помните, вернее, вам велели это забыть. Вы… вы слышали что-нибудь о гипнозе, Чак?
– Н-нет, – неуверенно ответил Чак и, подумав, энергично мотнул головой. – Нет, сэр.
– А об облучении? Парни называют это обработкой.
– Тоже нет, сэр, – уже уверенно ответил Чак.
Жариков понимающе кивнул. Итак, терминологии парней Чак не знает. Попробуем не названием, а содержанием.
– А туманные картинки?
У Чака расширились глаза.
– Вы… вы знаете об этом, сэр?!
– Немного, – искренне вздохнул Жариков. – Вам их показывали?
– Да, сэр. Всем нам. А что, спаль… парням их тоже показывали? Зачем?
– Туман был цветным? – Жариков проигнорировал, но запомнил и удивление, и оговорку Чака, стараясь не упустить появившуюся ниточку. – Какие цвета?