Прах к праху

Так легко сказать «да», покончить с этим и уйти отсюда. Так легко повернуться, пройти назад по этим коридорам, без страха встретить фотокамеры и вопросы, не давая ответов, потому что их в общем-то и нет… и никогда не было. Так легко просто сесть в машину, и тебя повезут, и ты попросишь включить сирену, чтобы ехать побыстрее. Но она не могла выговорить нужное слово. Да. Это казалось так просто. Но она не могла его произнести. И вместо этого сказала:

– Откиньте простыню.

Мужчина в зеленом заколебался. Сержант Коффман начала:

– Миссис… мисс… – Видно было, что она находится в замешательстве.

– Откиньте простыню.

Они не понимали, но это не имело значения, потому что через несколько часов они навсегда уйдут из ее жизни. Кенни же останется в ней навсегда: в лицах ее детей, в неожиданном звуке шагов на лестнице, в вечном поскрипывании кожаного мяча, когда в любом уголке мира на стриженом зеленом поле крикетная бита ударит по нему, послав за линию границы поля за новыми шестью очками.

Она чувствовала, что сержант и мужчина в зеленом обмениваются взглядами, гадая, что же им делать. Но ведь это ее решение увидеть остальное, не так ли? К ним это не имеет никакого отношения. Мужчина в зеленом принялся обеими руками отворачивать простыню, начиная с плеч. Он делал это аккуратно, ровными складками в три дюйма шириной и довольно медленно, чтобы остановиться в тот момент, когда Джинни увидит достаточно.

Только ей никогда не будет достаточно. Джинни осознала этот факт в то самое мгновение, когда поняла, что никогда не забудет вида мертвого Кенни Флеминга.

Задай им вопросы, приказала она себе. Задай им все те вопросы, которые задал бы любой на твоем месте. Нужно. Ты должна.

Кто его нашел? Где он был? Был ли он голым, как сейчас? Почему у него такой умиротворенный вид? Как он умер? Когда? Была ли она с ним? Нашли ли ее тело рядом?

Но она промолчала.

– Да, – сказала она и отступила от каталки.

– Это Кеннет Флеминг? – уточнила сержант Коффман.

– Это он. – Джинни отвернулась. Высвободила руку из-под руки сержанта. Пристроила точно на сгибе локтя сумочку и сказала: – Мне нужно купить сигарет.Видимо, здесь нет табачного киоска?

Сержант Коффман ответила, что, как только сможет, позаботится о сигаретах. Нужно подписать бумаги. Если миссис Флеминг…

– Купер, – поправила Джинни. Если мисс Купер пройдет сюда…

Мужчина в зеленом остался рядом с телом. Джинни слышала его свистящее дыхание, пока он толкал каталку под плафон, свисающий с потолка в центре комнаты. Ей показалось, что он пробормотал: «господи», но к этому времени дверь за ними закрылась, и Джинни усадили за стол под плакатом с фотографией длинноухого щенка таксы в крошечной соломенной шляпке.

Сержант Коффман что-то тихо сказала констеблю, и Джинни, уловив слово «сигареты», попросила купить «Эмбессис» и принялась расписываться там, где секретарь проставила аккуратные красные крестики. Она не знала, что это за бумаги, почему она должна их подписывать и от чего она, возможно, отказывается или на что дает разрешение. Она просто подписывала, а когда закончила, «Эмбессис» вместе с коробком спичек лежали на краю стола. Джинни закурила. Секретарь и констебль деликатно кашлянули. Джинни с наслаждением затянулась.

– Пока это все, – сказала сержант Коффман. – Если вы пройдете сюда, мы сможем быстро вывести вас из здания и отвезти домой.

– Хорошо, – отозвалась Джинни и встала. Сунув сигареты и спички в сумочку, она следом за сержантом вышла в коридор.

Едва они оказались на улице, где уже вечерело, на них обрушились вопросы и вспышки фотокамер.

– Значит, это Флеминг?

– Самоубийство?

– Несчастный случай?

– Вы можете сказать нам, что произошло? Любые сведения, миссис Флеминг.

Купер, подумала Джинни. Джин Стелла Купер.

Детектив-инспектор Томас Линли поднялся на крыльцо здания на Онслоу-сквер, в котором находилась квартира леди Хелен Клайд. Он мурлыкал себе под нос мелодию, несколько тактов которой, словно голодные комары, донимали его с тех пор, как он покинул свой кабинет. Линли попытался прогнать их, твердя начальный монолог из «Ричарда III», но, как только он мысленно устремлялся в глубины своей души, чтобы провозгласить появление Георга, этого коварнейшего герцога Кларенса, проклятые ноты возвращались.