– Жить. Весь цикл данной болезни занимает, как правило, от полутора до семи лет. Но скажите это Хокингу. Он живет так уже более тридцати.
– Но… вот так. В кресле. Прикованным… Я не могу. Не хочу…
– Вы сами удивитесь своим желаниям и возможностям. Поживете и увидите.
Узнав самое худшее, я решила уйти от Криса. Передвигаться по барже самостоятельно я уже не смогу, а жить здесь из милости я не собиралась. Я вернулась в Малую Венецию и начала собирать вещи. Подумаешь, снова поселюсь в Эрлс-Корте и найду себе квартирку. Буду работать в зоопарке, пока смогу, а когда не смогу, наверняка подвернется что-то другое. Какое мужику дело, если шлюха, которую он трахает, не может больше сцепить ноги у него на заднице или пройтись на пятидюймовых каблуках?..
Я писала Крису записку, сидя за кухонным столом, когда он явился домой.
– Получил большой заказ в Фулеме, так что на какое-то время мы обеспечены, – с порога начал он. – Это квартира в поделенном на квартиры особняке. Видела бы ты эти комнаты, Ливи. Они… – Он остановился в дверях кухни. Положил на стол рулон чертежей. – А это что такое? – Он сел на стул и носком ботинка дотронулся до одного из моих рюкзаков. – Белье в стирку собираешь или что?
– Съезжаю, – ответила я.
– Почему?
– Время пришло. Наши пути расходятся. Давно уже. Какой смысл держать труп без погребения до тех пор, пока он не начнет вонять? В общем, ты понимаешь. – Я поставила точку в последнем предложении, сунула карандаш к другим, торчавшим в новой жестянке из-под картофеля, и подтолкнула записку к Крису. Поднялась.
– Значит, это правда, – сказал он.
Я вскинула на плечи первый рюкзак.
– Что?
– БАС.
– И что, если так?
– Тебе должны были сказать сегодня. Вот почему… это. – Он прочел записку, аккуратно ее сложил. – Никогда не думал, Ливи, что ты способна сбежать.
– Ничего я не сбегаю. Просто ухожу. Это не из-за БАСа. Это из-за нас с тобой. Чего хочу я. Чего хочешь ты. Кто я такая, и кто – ты. Ничего у нас не выйдет.
– Больше четырех лет выходило.
– Только не у меня.
– Почему ты не хочешь дать мне шанс? – спросил он.
– Какой шанс?
– Доказать, что я твой друг.
– Ой, ради бога. Не подлизывайся. Противно слушать! Поиграй в святость с кем-нибудь другим, – сказала я. – Сходи в Эрлс-Корт, найди себе другую шлюху, а меня оставь в покое. – Я потянула со стола сумку, два других рюкзака я уже накинула на одно плечо и на другое. Крис поймал меня за руку.
– Ты так ничего и не поняла, да?
Я попыталась вырваться, но он держал меня крепко.
– Что?
– Иногда люди любят друг друга просто для того, чтобы любить друг друга, Ливи.
– А иногда у людей пересыхает во рту, когда они слишком долго плюют на луну.
– Неужели никто никогда не любил тебя бескорыстно? Ничего не требуя взамен?
Я рванула руку, но тщетно. Останутся синяки, проявятся к утру.
– Я тебя люблю, – сказал он. – Я признаю, что эта не та любовь, которой бы ты хотела. Ты по-другому представляешь себе любовь и совместную жизнь мужчины и женщины. Но все равно это любовь. Она настоящая и она с нами. Самое главное, что она с нами. И как мне кажется, такой любви достаточно, чтобы нам выдержать. И это гораздо больше, чем ты ожидаешь получить от парня, которого цепляешь на улице.
Он отпустил меня. Я прижала руку к груди, растерла место, куда впивались его пальцы. Я смотрела на Криса, спина начала болеть под тяжестью рюкзаков, мышцы правой ноги стали подергиваться.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – сказал он. – Ты – мое испытание. Ты мобилизуешь меня, будоражишь и делаешь лучше, чем я есть. Ливи, я хочу, чтобы ты осталась.
В окно я видела, как уличные фонари освещают заводь. В расплывчатых овалах света деревья на острове Браунинга казались нарисованными. Я посмотрела на часы – было почти восемь. Пока я доберусь до Эрлс-Корта, будет около девяти. Моя правая нога задрожала.
– Я буду, как тряпичная кукла, – пробормотала я. – Как переваренный студень с руками и ногами.
– Ты бы ушла, если бы такое случилось со мной?
– Не знаю.
– А я знаю.
Он встал и снял с меня рюкзаки, бросил их на пол. Обнял меня и прижался губами к моим волосам.
– Любовь проявляется по-разному, – сказал Крис, – но факт тот, что либо она есть, либо ее нет.
Вот так я и осталась. Я по-прежнему делала упражнения и поднимала штангу. Посещала знахарей, которые выдвигали различные предположения; то я, мол, слишком набираю вес, то страдаю от кисты, то, дескать, не могу мобилизовать энергию или реагирую на неблагоприятные атмосферные явления. Когда в течение первого года болезнь не распространилась дальше ног, я сказала себе, что, подобно Стивену Хокингу, но по-своему, я тоже побью все рекорды. Я была в этом уверена и пребывала в радостном расположении духа до того дня, когда взглянула на список покупок и увидела, что стало с моим почерком.
Я рассказываю обо всем этом не для того, чтобы вызвать ваше сочувствие. Я рассказываю это потому, что, будучи моим проклятием, БАС является еще и причиной того, что я знаю то, что знаю. И того, что мне известно нечто, неизвестное больше никому. Кроме моей матери.