Праксис

Отключение гравитации настигло его посреди трапа. Двигатели умолкли, не стало слышно ни звука, лишь сердце громче, чем сирена, стучало в груди. Притяжение исчезло, но осталась инерция, и он сильно ударился коленями и локтями о ступеньки. Несмотря на смягчающее покрытие, было очень больно. Как огромный резиновый мяч, он отскочил от лестницы, но ухитрился остановить полет, схватившись за перила.

Его ноги тянуло в сторону коридора, и это означало, что "Прославленный" меняет курс. Надо было подняться по лестнице и попасть в рубку, прежде чем двигатели заработают опять. Он напряг руку, чтобы подтянуть себя назад к крутой лестнице, оттолкнуться и выпрыгнуть на следующую палубу.

Не вышло. Двигатели неожиданно включились, вернулось притяжение. Рука не смогла выдержать вес тела и подвернулась. Он врезался плечом в перила. И рухнул навзничь на ступени. Их края впились ему в спину.

Мартинес попытался встать, но тут начала расти гравитация… 2 g. 3 g… Боль пронзила запястье, когда он схватил поручень. Ступени ножами впивались в тело. 4 g… Он судорожно ловил воздух ртом. И понял, что ему не сдвинуться с места.

Понял и остальное. Он лежал на твердой поверхности. А таблеток, позволяющих переносить сильные перегрузки, давно не принимал. Он может умереть прямо тут — ступени порежут его на ломтики, как сыр.

По-крабьи перебирая конечностями, Мартинес спускался вниз. Каждая ступенька отзывалась болью в спине и затылке. Но когда задом он ударился о палубу, легче не стало: ступени всё еще врезались в спину… 5g… В глазах потемнело.

Дернувшись, Мартинес съехал чуть ниже. Стукнувшись головой, почувствовал, будто внутри взорвалась бомба, но сильнее сжал челюсти, чтобы улучшить приток крови к мозгу, и… соскользнул дальше.

"В точности кошмар Чандры", — понял он. По релятивистским траекториям запущены ракеты, и ему надо в рубку. Будет очень глупо, если он умрет здесь, испарившись при взрыве или сломав шею о ребро ступени.

Он шлепнулся на ступеньку ниже. Теперь на лестнице оставалась только голова, повернутая под углом, пережимающим трахею и давящим на позвоночник… 6 g… Он уже ничего не видел. Даже дышать стало сложно. Без таблеток терранцы обычно теряют сознание при 6,5 g. Надо срочно сползти на палубу, или вес его собственной головы переломит шею.

Из последних сил капитан пробовал перекатиться и бился ладонями и пятками по плитке, сражаясь со своим весом, пригвоздившим его к полу, как серебряная булавка прикалывает насекомое к пробковой подкладке. Перед глазами всё плыло. Каждый вздох давался с трудом. Напрягая мускулы, он набрал воздух в легкие.

Голова со стуком упала с лестницы на палубу. Несмотря на боль и вспышки, озаряющие темноту перед глазами, он ликовал.

Гравитация росла. Мартинес попытался не потерять сознание.

Но отключился.

* * *

Когда Мартинес очнулся, перед ним было окно, а за окном — сельский пейзаж. Две дамы в полупрозрачных платьях смотрели на практически нагого мужчину, зависшего в пронзительно голубом небе. Чуть выше кружил гордый орел, а на траве, у ног женщин, сидела пара животных, собака и кто-то мелкий и пушистый с длинными ушами, тоже с любопытством глядящая на парящего человека.

Мартинес вдруг понял, что в небе мужчина не один. Он сам тоже парит.

Сердце грохотало в груди как сломанный паровой двигатель. Голову и тело пронзала острая боль. Он моргнул и вытер пот, заливающий глаза.

Мужчина плыл в воздухе, невозмутимый и невероятно безмятежный, как будто ничего не происходит.

Только потом до Мартинеса дошло, что он смотрит на настенную роспись, один из тромплеев, оптических иллюзий, которыми Монтемар Джукс украсил коридор.

Двигатели опять отключались. И ничего не весящего Мартинеса незаметно подняло с палубы к этой фреске.

Капитан вздрогнул и начал отчаянно озираться. Расстояние до трапа, ведущего к рубке, было примерно два его роста. Насколько он понял, авария, бой, или что там еще произошло, не закончились.

Он взмахнул руками, разворачиваясь в нужную сторону, и оттолкнулся ногой от парящего человека. Правое запястье по-прежнему болело, но он направил себя с помощью рук, и инерция понесла его по коридору к трапу.

Он коснулся ступеней ногами, сгруппировался и оттолкнулся опять, в этот раз в сторону выхода на следующую палубу.

Оттуда было недалеко и до тяжелой двери в рубку. Она была бронированной на случай взрыва или радиации и запиралась при первых звуках тревоги. Мартинес парил перед ней, держась левой рукой за скобу на косяке, а правой тыкал в панель коммуникатора.

— Это капитан! — сказал он. — Откройте!

— Ждите, — послышался голос Мерсенна.

Ждать? Мартинес возмутился. Что там четвертый лейтенант себе вообразил — что разговаривает с сопливым кадетом?!

— Впустите меня в рубку! — рявкнул Мартинес.

— Подождите. — Эта возмутительная реплика оказалась брошена таким равнодушным тоном, будто у Мерсенна были дела поважнее, чем исполнение приказов капитана.

Ну, может, и были. Вероятно, критическое положение поглотило всё его внимание.

Но разве долго разблокировать эту хренову дверь?