Праксис

— Леди комэскадрой желает знать, где вы.

— Я на гауптвахте и сейчас доложу ей. Нашли что-нибудь?

— Ничего. Мы уже заканчиваем.

— Передайте леди Миши, что я сейчас вернусь.

Мартинес закончил разговор и посмотрел на все еще изумленного лейтенанта.

— Не понимаю, — проговорил Филлипс.

— Ваши драгоценности, лейтенант.

Филлипс снял с шеи цепочку и передал ее Мартинесу. Тот выдал пару мягких тюремных шлепанцев и отвел его в узкую камеру. Металлические стены были покрыты несколькими слоями зеленой краски, а сверху светила одинокая лампочка. Почти все пространство камеры занимало амортизационное ложе, служившее и кроватью, и туалетом, и раковиной.

Мартинес закрыл тяжелую дверь с глазком и приказал Эспинозе стоять на страже. Положив кулон в пустую коробочку для улик, он направился в помещения унтер-офицеров. Каюты уже обыскали и успели перейти к личному досмотру: женщины обыскивали женщин в столовой, а мужчины мужчин в коридоре.

Ничего не нашлось. Мартинес подошел к Миши и передал ей контейнер с медальоном. В ее глазах застыл немой вопрос.

— Лорд Филлипс, — пояснил Мартинес.

Сначала она удивилась, но потом в ее глазах блеснула жесткость.

— Жаль, что Флетчер не достал его первым, — сказала она.

Во время досмотра выражение лица Миши так и не поменялось, и Мартинес понял, что она напряженно думает, потому что обыск экипажа ничего не дал — не нашли ни предметов культа, ни орудий убийства, ни подозреваемых.

— Вызовите доктора Цзая на гауптвахту, — приказала Миши и посмотрела на Матинеса. — Пора допросить Филлипса.

— Не думаю, что он убил Флетчера, — ответил капитан.

— Я тоже, но он знает, кто сделал это. Он знаком с остальными нараянистами. — Ее зубы блеснули, словно в оскале. — Пусть лорд доктор даст ему сыворотку правды, чтобы вытянуть из него имена.

Мартинес подавил дрожь.

— Она не всегда действует, — сказал он. — Лишь понижает сопротивляемость и может дать непредсказуемый эффект. Филлипс будет бормотать случайные имена, и всё.

— Посмотрим, — ответила Миши. — Может, не на первом допросе, но если повторять их день за днем, правда всплывет. Она всегда в конце концов всплывает.

— Надеюсь на это.

— Пусть Корбиньи тоже придет. Я возьму ее с собой в тюрьму. Вы и… — она взглянула на Марсдена, — ваш секретарь можете вернуться к своим обязанностям.

Мартинес был потрясен.

— Я… — начал он. — Филлипс мой офицер и… Я хочу видеть, как вы используете препараты, которые вытащат из него все секреты и лишат достоинства. Он оказался там из-за меня.

— Теперь он не ваш офицер, — отрезала Миши. — Он ходячий мертвец. Честно говоря, не думаю, что он захочет видеть вас там. — Она посмотрела на Мартинеса и уже несколько мягче добавила: — Вы должны управлять кораблем, капитан.

— Слушаюсь, миледи. — Мартинес отсалютовал.

Они с Марсденом провели остаток дня в привычной круговерти мелких обязанностей. Марсден казался молчаливым и враждебным, а мысли Марстинеса блуждали, не давая сосредоточиться на делах.

Он поужинал в одиночестве, выпил полбутылки вина и отправился искать доктора.

* * *

По пути к лазарету Мартинес столкнулся с выходящей оттуда леди Джульеттой Корбиньи. Она была бледна, а огромные глаза казались еще больше.

— Простите, лорд капитан, — сказала она и почти бегом поспешила прочь. Мартинес проводил ее взглядом и вошел в лазарет. Доктор Цзай развалился за столом и, подперев подбородок кулаком, созерцал полупустую мензурку с прозрачной жидкостью. Его дыхание отдавало резким запахом хлебного спирта.

— Боюсь, лейтенанту Корбиньи нездоровится, — сказал Цзай. — Дал ей кое-что для успокоения желудка. Ее вырвало на пол посреди допроса. — Он поднял мензурку и мрачно посмотрел на жидкость. — Кажется, она не создана для работы в полиции.

В Мартинесе закипела дикая, но бессильная ярость.

— Что удалось узнать? — спросил он.

— Практически ничего, — ответил Цзай. — Филлипс сказал, что не убивал капитана и не знает, кто это сделал. В принадлежности к культу тоже не признался. Кулон с аякой был подарен ему в детстве старой нянюшкой, что, кстати, подтвердить уже нельзя — няня умерла. Еще сказал, что понятия не имел о значении аяки, просто думал, что это красивое дерево, популярное среди садоводов.

Цзай опять рухнул на стол, отпив из мензурки.

— Когда сыворотка подействовала, он продолжал твердить то же самое, пока не начал подводить мозг. Тогда он запел. Гарсиа, комэскадрой и Корбиньи, пока не блевала, пытались вернуть его к теме смерти капитана, а он всё пел одно и то же. А может, разное. Трудно сказать.

— А что он пел?