Практическая антропология

Я встретился с Виктором Рафаэльевичем в его питерской квартире в 2005 году, когда питерский Союз писателей вручал мне беляевскую премию за книгу «Апгрейд обезьяны», позже запрещенную питерской же прокуратурой (за что ей вечная слава в веках). Быть с оказией в Санкт-Петербурге и не приехать к Виктору Дольнику?!. Не в моих правилах столь непростительные ошибки! Я позвонил, договорился и приехал, потому что не пообщаться с человеком, развенчавшим Человека, и не помочь ему в продвижении его взглядов просто не мог. Ведь Дольник выбил из-под зазнавшейся обезьяны золоченый пьедестал и опустил ее кривыми волосатыми ногами на твердую землю.

Ко времени нашей встречи Виктор Рафаэльевич был уже очень болен, он встретил меня на инвалидной коляске. Ноги у профессора были ампутированы, тело плохо слушалось, живя какой-то своей жизнью, но голова работала по-прежнему ясно. А вокруг суетилась его жена Татьяна – надежда и опора, которой он посвятил одну из своих книг. Ей, казалось, было немного неловко за вид и общее состояние мужа, но чем хуже относилось к профессору его тело, тем сильнее был контраст между ним и его ясным разумом. Дольник именно в том состоянии, в котором он был тогда, самым наглядным образом демонстрировал мне разрыв между животностью и сознанием. Тем самым сознанием, которое, воспарив над телом, придумало математику, физику, философию и другие затейливые способы отражения мира. Жаль только, что в обыденной жизни подавляющее большинство людей этим богатством совсем не пользуются, сумеречно отражая мир по преимуществу инстинктами. И именно об этом мы с Дольником говорили…

Человеческий разум словно пытается оторваться от обезьяньего тела, сбросив его тяжкие оковы, и, быть может, когда-нибудь это случится. А пока он вынужден гнездиться в теле зверя, который часто давит разум, и тогда не последний берет верх, а звериные инстинкты тела, доставшиеся нам вместе с носителем, преобладают над чистым разумом, насилуя его и заставляя служить себе, делая своим идеологическим слугой, принуждая искать словесные оправдания звериным поступкам. И так будет всегда, и так будет практически у всех – пока мы сидим внутри зверя. Удивительно только то, каких высот этому зверю удалось достигнуть благодаря аномальным сверхновым вспышкам редких гениев.

Знаете, что мне это напоминает? В поджелудочной железе есть небольшое количество так называемых бета-клеток, которые вырабатывают гормон инсулин. В сравнении с общим клеточным массивом этих бета-клеток очень мало. Но если они погибают, с ними вместе погибнет и весь организм, поскольку без инсулина он жить не может. Вот так и в человеческом массиве редкие клетки-гении отвечают за прогресс и историю. А все остальное стадо тихонько движется по дорожке, проторенной гениями, проживая свои мутные жизни в полудреме разума.

И больше того, сами гении, исключая редкие пики мысли, взлетевшей в ледяной космос высоких абстракций, основное время своей жизни проживают, нагруженные телом, и потому руководствуются инстинктами, рефлексами и наработанными стереотипами. Оно и неудивительно: кора с ее рассудком появилась как дополнительный форсажный инструмент над подкоркой для более успешного решения именно животных задач, то есть задач тела. И просто счастье, что ей иногда удается покорять чисто абстрактные научные вершины. Такие проколы в небо и породили техносферу.

Инстинкты начинают рулить нами с момента рождения (и даже раньше). Дайте младенцу палец, он ухватится. Поднимите его, он удержится. Потому что примат. А детеныши приматов инстинктивно хватаются за шерсть, поскольку весь период детства ездят на маме, вцепившись в нее ручонками и ножонками.

– Но ведь мы не можем вцепиться ножонками! – возразят мне. – Совсем другая конструкция!

Правильно, потому что наши предки приобрели бипедию до того, как стали разумными, как я и предрекал. «Наступательную», а не «хватательную» ступню мы получили, когда наши далекие предки слезли с деревьев и стали жить в саванне и на мелководье, промышляя сбором моллюсков – легкой, неспешной и не вполне видовой добычей, которую их желудочно-кишечный тракт тем не менее легко мог переварить. От этого полуводного образа жизни с постоянным нырянием и плаванием мы, по всей видимости, и потеряли шерсть.

Зато приобрели практически врожденную любовь к водным процедурам. Отсюда римские термы, современные аквапарки и символ удачно сложившейся жизни – бассейн в личном коттедже. А также отпускные мечты о песчаном пляже с пальмами – это всего лишь привет из далекого-далекого прошлого… Не так давно, посетив аквапарк, я в очередной поразился активности и тому удовольствию, с которым детеныши нашего вида вошкаются в воде. Словно водяные блохи, дети мельтешили вокруг меня – прыгали, брызгались, плавали, ныряли…