Он достаточно долго проявлял терпение, он отбыл свой срок от звонка до звонка и теперь не намерен был созерцать, как то, что ему нужно, проходит мимо. Джиллиан не успела открыть рот, чтобы сообщить ему, что у нее еще ничего не решено, а он уже стал ее целовать. От этих поцелуев она ощутила то, чего чувствовать совсем не собиралась, — во всяком случае, до поры до времени. Бен прижал ее к стене, рука его скользнула к ней под блузку, и все решилось само собой. Ни «перестань», ни «погоди» не выговорилось — она невольно возвращала ему поцелуи и ни о чем уже думать не могла. Бен просто сводил ее с ума, но и испытывал ее тоже — всякий раз, когда она уже не помнила себя, он останавливался посмотреть, как она поведет себя, чего она хочет. А она чувствовала, что еще немного, и, если он не поведет ее в спальню, она сама взмолится об этом. Кончится тем, что сама первая скажет: «Иди ко мне!», как говорила когда-то Джимми, но только неискренне говорила. Ему — неискренне. Не может женщина по-настоящему хотеть близости, когда она запугана. До того, что вздохнуть боится, что от страха боится даже попросить: «Не надо так. Так мне больно».
Она говорила Джимми грязные слова, зная, что это его заводит. Если он пил весь вечер и ни на что после этого не был способен, он набрасывался на нее с побоями, причем так неожиданно, что она порой не могла удержаться на ногах. Все вроде бы шло нормально, а потом в один миг сам воздух вокруг него оказывался заряжен тем бешенством, что накопилось в нем. Когда такое случалось, то либо он принимался избивать ее, либо ей приходилось говорить, как страстно она его желает. Джиллиан говорила, что рада была бы отдаваться ему хоть до утра, что от страсти к нему готова на все и в его власти потребовать от нее, чего он хочет, — по крайней мере, таким образом он находил разрядку душившей его злобе. Разве он не имеет права злиться и вытворять все, что пожелает? Раз она дрянь, ее нужно наказать, а уж как наказать — это знает он один, он это умеет!
Слова и насилие — вот что неизменно распаляло в Джимми похоть, и Джиллиан пускала в ход слова без промедления. Ей хватало умения как можно быстрее приводить его в готовность, нести похабщину, ласкать его, стоя на коленях, раньше, чем им овладеет ярость. Тогда он производил с нею положенные телодвижения, но делал это нехорошо, думая только о себе, и с удовольствием наблюдал, как она плачет. Когда она плакала, он знал, что одержал победу, — почему-то для него это было важно. Знать бы ему, что победа была одержана им еще с самого начала, когда Джиллиан в первый раз увидела его, когда впервые взглянула ему в глаза!
Едва лишь с сексом было покончено, Джимми вновь становился как шелковый, и этим почти что окупалось все остальное. Когда он чувствовал себя нормально и ничего не должен был доказывать, он становился снова тем, кто так ее покорил, кто мог любую женщину убедить в чем угодно. А чем ты занималась в темноте — это при желании нетрудно забыть. Джиллиан знала, что другие женщины считают ее счастливицей, и была с ними согласна. У нее произошло смешение понятий, вот в чем дело. Она примирилась с мыслью, что любовь и должна быть такой, и в известном смысле была права, потому что с Джимми любовь другой быть не могла.
Джиллиан слишком привыкла к тому, что для начала кто-то силком поставит тебя на колени и, влепив тебе затрещину, велит ублажать его со всем усердием, — ей казалось удивительным, что Бен может столько времени просто стоять и целоваться. Поцелуи туманили ей сознание, напоминали, какие чувства она способна испытывать и как бывает, когда хочешь кого-то так же сильно, как хотят тебя. Бен был не похож на Джимми, как не похожи небо и земля. Доводить женщину до слез, как это делал Джимми, а после заговаривать ей зубы — все это было Бену совершенно ни к чему, и ни в чьем содействии он, в отличие от Джимми, не нуждался. К тому времени, как он стянул с Джиллиан трусики, ее уже ноги не держали. Какая там спальня, — все нужно было ей здесь и сейчас! Всякие рассуждения о том, возможны ли для нее какие-либо отношения с Беном Фраем, отпали за ненадобностью — отношения уже состоялись, она уже вступила в них и не собиралась отступать назад!
Прямо там, в прихожей, они не отрывались друг от друга, пока хватило сил, а после кое-как добрались до кровати и на долгие часы провалились в мертвецкий сон, словно кто-то опоил их дурманом. Засыпая, Джиллиан явственно расслышала, как Бен произнес слово «судьба» — так, будто они были предназначены друг другу изначально и все, что ни делали в жизни, лишь подводило их к этой минуте. С мыслью об этом ты можешь заснуть, ни о чем не сожалея. Можешь расставить по местам все, что досталось тебе в жизни напрасного и горького, и, несмотря на это, поверить, что к тебе наконец пришло то самое, чего ты всегда хотела. Что после всех ошибок и неудач ты, оказывается, вышла победительницей!