За Джиллиан, по ее утверждению, в последние дни ходила по пятам какая-то тетка, а сегодня наконец заговорила. Предложила, что тут же, на месте, отсчитает Джиллиан две тысячи долларов, если та пойдет с ней в дамский салон и отрежет себе волосы по уши, а тетке с мышиным хвостиком неопределенного цвета достанется для выходов накладная коса.
— Ага, сейчас, — сказала на это Салли. — Как будто нормальному человеку такое может прийти в голову!
— Да? — сказала Джиллиан. — Значит, по-твоему, не может?
Она запустила руку в передний карман джинсов и вытащила пачку денег. Две тысячи, наличными. На лице у Джиллиан играла торжествующая усмешка, и Салли дорого дала бы, чтобы стереть ее.
— Во всяком случае, вид ужасный, — сказала она. — Выглядишь как мальчишка.
Сказала так, хотя и видела, как хороша открытая шейка Джиллиан, прелестная, стройная, способна растрогать до слез взрослого мужчину.
— Подумаешь! — сказала Джиллиан. — Снова отрастут!
Но волосы у нее больше так и не отросли — доставали только до плеч. Чего только Джиллиан не перепробовала: и с розмарином мыла голову, и с лепестками розы и фиалки, даже с настоем женьшеня — никакого толку.
— Вот видишь? — говорила Салли. — Видела, к чему приводит корысть?
Ну а к чему привела Салли привычка быть образцово-показательной пай-девочкой? Да вот сюда и привела в сырой и ненастный вечер, на эту самую парковку. Раз и навсегда поставила ее на место. Кто она такая, чтобы быть ходячей добродетелью, уверенной, что ее выбор — всегда самый правильный? Если б ей просто позвонить в полицию сразу, как приехала Джиллиан, если бы не приниматься все улаживать и всем распоряжаться, с убеждением, что лишь она одна за все в ответе, за все причины и последствия, — тогда, возможно, они с Джиллиан не оказались бы сейчас в таком переплете. Это все дым виноват, что закурился у стен лесного домика, в котором были ее родители. Это те лебеди в парке. И стоп-сигнал, которого не замечают, пока не происходит непоправимое.
Салли всю жизнь держалась наготове к превратностям судьбы, а для этого необходимы логика и трезвый рассудок. Если б родители взяли ее с собой, уж она бы учуяла вовремя едкий запах гари. Углядела бы синюю искру, что первой выпала на ковровое покрытие и замерцала, как звездочка, а за ней сверкающей рекой хлынули другие, и в мгновение ока все вокруг запылало. Уж она-то оттащила бы Майкла с мостовой на тротуар в тот день, когда компания юнцов набилась в отцовскую машину, перебрав спиртного. Не она ли спасла своего ребенка, когда на него собирались напасть лебеди? Не на ее ли плечах с тех пор держалось все — дети, дом, ухоженный газон, плата за электричество, стирка белья? Чтобы оно кипенно-белым сушилось у нее на веревке?
С самого начала Салли обманывала себя, внушая себе, что справится с чем угодно, но больше обманывать никого не желает. Еще одна ложь — и все будет потеряно. Еще одна — и никогда ей уже не выбраться из дремучего леса.
Салли припадает к банке с кока-колой; она умирает от жажды. У нее просто в горле саднит от этого вранья Гэри Халлету. Она хочет признаться во всем начистоту, сказать всю правду тому, кто не только выслушает ее, но и услышит, чего до сих пор никому не удавалось. Потом она видит, как через Развилку переходит Гэри, неся картонный пакет с курятиной, и первое ее побуждение - включить зажигание и убраться подобру-поздорову, покуда он ее не заметил. Но она не трогается с места. Она глядит, как приближается Гэри, и горячие иголочки разбегаются у нее под кожей по всему телу. Их не увидишь простым глазом, но их присутствие не оставляет сомнений. Такова уж природа страсти - подстережет тебя на автомобильной стоянке, и ты неизбежно становишься ее жертвой. Чем ближе подходит Гэри, тем сильнее дает себя знать этот жар — Салли приходится просунуть руку под майку и крепко прижать к груди, "удерживая сердце, готовое выпрыгнуть наружу.
Весь белый свет застлали тучи, на дорогах скользко, но Гэри не в обиде на сумрачный и хмурый вечер. В Тусоне над головой месяцами сияли безоблачные небеса, и если сейчас накрапывает дождь, это ничего. Может быть, дождик смоет его тревоги, поможет осилить то, что грызет его изнутри. Может, сядет он завтра на самолет в девять двадцать пять, улыбнется стюардессе да и соснет часика два, перед тем как явиться на работу...
У Гэри в силу его профессии хорошо развита наблюдательность, но сейчас он не верит своим глазам. Потому отчасти, что везде, куда бы он ни пошел, ему мерещится Салли. Один раз она привиделась ему на пешеходном переходе при въезде на Развилку. Другой раз — в закусочной «Куры гриль», и вот теперь она перед ним на парковке. Наверное, опять обман зрения — то, что хотелось бы видеть, но чего нет на самом деле. Гэри подходит ближе к «хонде» и щурится, стараясь разглядеть, кто в ней сидит. Да, так и есть: это машина Салли, а за рулем сидит она сама и сигналит ему.