Практическая политология. Пособие по контакту с реальностью

Полученные данные и по отдельности, и в сравнении в высшей степени поучительны. Из того, что удалось выяснить о российской молодежи, политически значимы несколько факторов: их хорошие (и высоко ценимые) социальные навыки, стремление к совместному действию и похвале, высокий статус нравственных ценностей («честности», «справедливости»), стремление к самовыражению и самореализации («быть собой», «сделать правильный выбор»), отсутствие конфликта поколений и теплые, доверительные отношения с родителями. При этом и дети, и родители считают окружающую действительность хаотичной и мало предсказуемой и не верят в долгосрочное планирование. У детей это выражается в отсутствии стремления к постоянной «на всю жизнь» профессии, у родителей — в нежелании активно влиять на выбор детей, потому что они сами «не знают, как надо». И для детей, и для родителей семья — это первая ценность, создание семьи рассматривается как жизненный успех, более важный, чем построение карьеры или зарабатывание денег.

Что из этого следует? Отсутствие межпоколенческого напряжения — интересная особенность нового времени. Люди, которым сейчас 35 и больше, гораздо чаще имеют плохие отношения с родителями и находятся с ними в остром или вялотекущем конфликте. Если нынешняя молодежь и выходит на улицу, то выходит она не «против старших», а за них — дети и родители разделяют ценности обобщенно понимаемой «справедливости» (эта базовая русская добродетель иногда обозначает честность, иногда — равенство, а иногда — возмездие). Их возмущает одна и та же несправедливость, но реагируют они на нее по-разному — дети более активно, родители более пассивно.

Судя по тому, как высока ценность детей для родителей, они будут бояться за них, но не осуждать их и не отдавать на растерзание государственной машине. Обратите внимание, что популяризироваться будут именно единичные противоположные случаи (как было с историей Варвары Карауловой, которую, насколько можно понять, по правовой неграмотности сдал спецслужбам собственный отец): туманные высказывания типа: «Мы его ничему такому не учили» будут интерпретироваться СМИ как «родители отрекаются от своего ребенка». Это вписывается в общую картину «народа-гитлера», которая как навязывается всеми силами государственной пропаганды (поскольку воображаемое народное варварство есть лучшее оправдание для ограничения гражданских прав), так и добровольно распространяется социальными медиа, ибо «ужасы нашего городка» — это кликбейт, и ничто так хорошо не продается в России, как русофобия.

С точки зрения политической очевидно, что молодые люди нуждаются в образе будущего, во внятных перспективах, в правилах игры, которые они воспримут как справедливые, и в социальных лифтах.

Они их сейчас не только не видят, об этом с ними даже никто не говорит. Они слышат вокруг себя бесконечное обсуждение различных сортов вчерашнего дня — советского, досоветского, 90-х, ранних путинских — и сравнительных достоинств разных покойников — Сталина, Брежнева, Грозного, Николая II. Легко представить, насколько молодого человека должно от этого тошнить (зато самые живые и остроумные исторические ресурсы в социальных сетях — Страдающее Средневековье и Личка императора — созданы студентами!)

25-летние и моложе — люди, выросшие и живущие в сети. Они не то чтобы не смотрят ТВ — они смотрят его иначе. Смотрят отдельные программы, находя их в YouTube. Для развлечения используют YouTube, для новостей и общения — социальные сети. Соответственно, ТВ-пропаганда идет мимо них. Даже если они слушают, они не понимают того, что им говорят, потому что весь строй нашей пропаганды рассчитан на советского человека. Целью ее является активация советских центров в мозгу. А если у вас нет этих центров в мозгу, если вам их не имплантировали при рождении, то это все будет проходить мимо вашей головы.

Еще одна недооцененная добродетель, объединяющая условное поколение детей и родителей — то, что при более здоровом политическом режиме можно было бы назвать законопослушностью, а в «политическом режиме курильщика» становится протестным инструментом. Это стремление соблюдать правила и желание, чтобы их соблюдали другие.

Обратите внимание, что ни протесты 2011-12 годов, ни события 26 марта 2017 года не были в полном смысле «стихийным выходом людей на улицу». Это всегда были акции с организаторами и повесткой, с попытками — успешными или безуспешными — получить разрешение, и без проявлений агрессии. Это не бунты и даже не протесты против существующего порядка вещей в целом — бывает протест типа «долой» и «аристократов на фонарь», но это не наш случай (по крайней мере, пока). Происходящее у нас описывается термином «легалистский протест», то есть протест в рамках закона, методами закона и против нарушения закона — выборных фальсификаций или коррупции. Люди требуют соблюдения закона, и, видимо, это ощущение дает им чувство собственной правоты, которое позволяет пренебрегать высокими рисками протеста.