Практическая политология. Пособие по контакту с реальностью

V созыв реализовал этот идеал, явив картину совершенной дисциплины и почти совершенной тишины. Дела его неизвестны, подвиг его малопонятен. Он пытался законодательно обслуживать «медведевскую модернизацию» и одновременно смутно оппонировать правительству с позиций обобщенно понимаемой левизны, продлил срок полномочий Думы до пяти и президента до шести лет. Председатель его почти всегда молчал.

VI созыв сперва в два года сколотил высокую законодательную виселицу — рамку нового репрессивного законодательства для участников выборов, партий, НКО, сирот, митингующих, верующих, СМИ, пользователей соцсетей и даже самих депутатов, которых стало можно лишать мандата простым решением палаты за туманные грехи. С большой неохотой принял закон о возвращении к смешанной системе выборов, не по своей инициативе изменил Конституцию, добавив России два новых субъекта Федерации, и к концу работы дополнил репрессивный законотворческий вектор конфискационным — не только новые сроки, но и новые штрафы, сборы, более высокие акцизы и превращение всего бесплатного в платное, а платного — в дорогостоящее. Председатель его интересовался русской историей и Первой мировой войной, а в думские дела не вникал и испытывал к ним, судя по всему, некоторую брезгливость.

VII созыв был первым с 2003 г., в состав которого вошли одномандатники. Технически это привело к увеличению представительства «Единой России» и образованию мегафракции из 343 депутатов, которую пришлось делить не на четыре, как в прошлых двух созывах, а на пять депутатских групп. Дабы замаскировать этот среднеазиатский эффект, образовавшийся от пересушенной — т. е. чрезмерно заниженной административными методами — явки и интенсивного электорального творчества отдельных регионов, добившихся увеличения своего представительства, посты в президиуме Думы и ее комитетах были распределены так, как будто сохраняется прежняя фракционная пропорция VI созыва, где «Единая Россия» не обладала конституционным большинством.

На нынешнем начальном этапе работы палаты одномандатники, гораздо теснее связанные с властными группами в своих регионах, чем с федеральным партийным и политическим менеджментом, пока не проявили себя политически — хотя этого можно ожидать в ходе обсуждений проектов федеральных бюджетов будущих лет. Тем не менее их появление значительно изменило состав палаты: там стало больше мэров, региональных чиновников и руководителей бюджетной сферы, меньше силовиков, спортсменов и федеральной номенклатуры (расчеты политолога Александра Кынева).

Второй после законодательного значимый фактор, определяющий политическую роль палаты, — ее место в «большом электоральном цикле». Что это значит? В условиях, когда исполнительная власть живет неопределенностью каждого следующего дня, не зная, каков будет очередной поворот кадровой политики, насколько стабилен состав правительства, кто победит в очередной битве бесконечных войн силовиков и как будет выглядеть вся властная машина после выборов, Государственная дума уже избралась и обладает собственной хоть и скромной, но достаточно устойчивой коллективной легитимностью.

Вне зависимости от того, какова степень стратегической продуманности «перестройки системы власти в преддверии 2018 г.» и существует ли вообще какой-то план, пока эти пертурбации привели к явному ослаблению двух структур: правительства и администрации президента. Мы видим усиление альтернативных центров принятия решений по ряду сфер и тематик: Совета безопасности, ФСБ, Центробанка, Генеральной прокуратуры, госкорпораций и госбанков. Отдельные министерства ведут самостоятельную политику, в том числе и публичную, отдельные подразделения администрации президента делят сферы влияния между собой, картина «управление внутренней политики управляет всей внутренней политикой», очевидно, больше не соответствует действительности. В этих условиях стала возможной та немыслимая в былые годы ситуация, когда у Думы нет своего кремлевского куратора и палата фактически курирует сама себя. Более того, основной кандидат в эти кураторы, если он будет назначен, ничем не изменит это положение вещей, а только подчеркнет его.

Является ли все описанное следствием каких-то особых амбиций нового спикера, которых его предшественники на протяжении как минимум трех предыдущих созывов были мистическим образом лишены? Действительно, он первый со времен Геннадия Селезнева председатель Госдумы, знакомый с парламентской механикой и парламентской практикой, помнящий, как выглядели еще конкурентные выборы, и знающий о своих коллегах-парламентариях примерно все и немного больше. Однако, как показывает политическая история, когда объективные обстоятельства формируют запрос, для удовлетворения его всегда является подходящий политический актор.