Практическая стилистика

Существительное. «В предложении Двери для непосредственного выхода наружу должны иметь следующие помещения естественно при беглом чтении принять слово двери, стоящее на первом месте, за подлежащее, а поставленное в конце фразы помещения— за дополнение. И только нелепость получающегося при этом смысла (у дверей имеются помещения) заставляет заметить, что здесь допущена ничем не оправданная инверсия, при которой подлежащее и дополнение поменялись местами» (Лазарев В. Редактирование технической литературы. М., 1948. с. 115).

«Институт по изучению Дальнего Востока постановил организовать президиум ВСНХ. …Прочтите эту заметку еще 2–3 раза, и, может быть, вы поймете, кто кого постановил организовать» (Журналист. 1927. № 6. с. 43).

Еще примеры: Попытки воссоздать на сцене «точную» обстановку действия с успехом заменили в спектакле тщательно отобранные детали обстановки. Библиотеки должны обеспечивать всем необходимым базы книготорга. Восточный фасад скрывает здание Малого Эрмитажа.

Проблема неоднозначности конструкций типа Мать любит дочь возникает не только в письменной, но и в устной речи. Как заметил В.А. Трофимов, предложения типа Мать любит дочь остаются непонятными для слушателя «ни при каких интонационных ухищрениях» (Трофимов В.А. О правильности и точности речи. // Русский язык в школе. 1939. № 1. с. 66). Действительно, наличие интонации, сопровождающей предложение с омоформами именительный-винительный, не ставит слушателя в более выгодное положение по сравнению с читателем. Интонация, являясь действенным средством при передаче смысловой зависимости слов, логического ударения, различных эмоциональных напластований — угрозы, нежности, иронии и т. д., — в данном случае оказывается бессильной: различить субъект и объект она не может.

В той же статье В.А. Трофимов пишет: «Во фразе: Народы сменили народы (Ал. Толстой. Курган) — мы неизменно воспринимаем первое слово как субъект». Аналогично: Крейсер обстрелял эсминец. Эсминец обстрелял крейсер. Выстрел опередил прыжок зверя. Прыжок зверя опередил выстрел. Во всех этих предложениях первое существительное воспринимается как стоящее в именительном падеже, хотя вполне возможно, автор употребил его в винительном.

Примечательно, что начальное существительное воспринимается как употребленное в именительном падеже не только в предложениях семантически обратимых (Холм закрыл лес), т. е. таких, в которых обе интерпретации представляются читающему равно вероятными, но и в предложениях семантически необратимых, которые не могут быть истолкованы — с учетом всего их лексического состава — в двух разных значениях, так как один из двух смыслов оказывается явно неприемлемым: Лето сменяет осень. Ср. также: Но природные задатки — это и величайший дар, и ничто, если ими вовремя не распорядиться. Валентина же испортила мать (Мишнев В.Г. Ученая степень. Симферополь, 1969. с. 89). Омоформа Валентина первоначально воспринимается как обозначение женщины (она — им. пад.), тогда как автор имел в виду мужчину (его — вин. пад.)

Все приведенные выше примеры содержат два существительных в именительно-винительном падеже. Приведем предложение с одним существительным в именительно-винительном падеже. Бургунэ преследует по левому краю [кого он преследует?] Якушев. Оказывается, Якушев сам преследует его, Бургунэ. Важно, что именительный падеж в слове Бургунэ совпадает с винительным, совпадение других падежей в данном случае не имеет значения. Наблюдения и эксперименты показывают, что и в предложениях с одним существительным в именительно-винительном падеже [которые, очевидно, нельзя подвести под рубрику Мать любит дочь] это единственное начальное существительное в именительно-винительном падеже первоначально воспринимается читающим в именительном, а не винительном падеже, независимо от того, в каком из двух падежей употребил его пишущий.