Любая потерянная мелочь исчезает и никогда не находится. Куда девается, один Янус знает. Были случаи пропажи людей, грузов и даже вагона. Потому запрещено что-либо выбрасывать из окон. А вот если ты находишься внутри и высовываешь руку, даже встречного ветра не почувствуешь. Главное, контакт с остальным эшелоном. Но лучше глупо не рисковать, потому и объявляют для особо тупых, не удосужившихся услышать прежде о запрете. Чтобы претензий потом не было у родственников. А то потеряет равновесие, и отвечай.
По глазам ударил свет солнца, заставив невольно зажмуриться. Занавески-то не зря на окнах тёмные, для соображающих. Замедляя ход, поезд проехал мимо двойника недавнего забора с колючей проволокой. Столбы ЛЭП тоже оказались на месте. И станция, практически неотличимая, с тем же названием. Похоже, клепают по одному проекту, вся разница в наличии цифры «тридцать» после надписи Мегар на Ахумаре. В отличие от реформированных в незапамятные столетия, для упрощения арифметических действий, старые римские. Без нуля, в виде трёх косых крестов «Х». В душе возникло серьёзнейшее подозрение, что и магазины при вокзале ничем не отличаются. Хотя по части ассортимента и цен…
– Стоянка четверть часа! – сообщил проводник из коридора.
Ну да, курьерский, долго не задерживается и на центральной станции. Кстати, и выход в одну сторону, а на воротах охрана. Просто так не смоешься.
В дверь осторожно постучали, и официант в чёрном мундире, смутно похожем на фрак, вкатил на специальной тележке заказанный ужин. На всякий случай Игорь придержал кота, чтобы тот не помчался искать приключений, но Феликс и внимания не обратил на расставляющего тарелки слугу. Как и тот на него. Оба демонстрировали чудеса безразличия. Правда, одного в этот момент слегка почёсывали по спинке, а второму пришлось дать на чай.
– Вон то, – показал Астрик, – что с этим делают?
Всё-таки подмастерье попался удачный. Даже подбор слов намекает. Большинство бы спросило: «Что это такое?» А мальчишка задаёт вопрос: «Что можно делать с этим?» Может, и выйдет толк. Не зря постоянно внушал: если хочешь понять сложную систему, не обязательно механическую, принцип одинаков, разбери её на составные части. Подход к решению больших проблем, по большому счёту, ничем не отличается от «найти неисправную детальку и починить».
– Климатика, господин, – ответил официант.
Астрик аж надулся от удовольствия при таком обращении.
– Летом используется для охлаждения воздуха. Сейчас он выключен. Зима.
Ничего нового. У богатых другие возможности. Ещё не кондиционер, но его предок. Кто бы мог подумать.
За официантом хлопнула дверь, и не успел Игорь машинально проводить его взглядом, как Феликс уже сидел под столом и, урча, торопливо жрал стыренный немалого размера бифштекс.
– Что ж ты ведёшь себя, будто из голодного края?! – вскричал Игорь без особого гнева. – Со стола брать нельзя!
Кот подозрительно посмотрел на него и продолжил трескать, ничуть не обеспокоенный нотацией.
– На меня смотреть! – загремел Игорь. – Сказал: нельзя! – Он выволок недовольно шипящего, однако не пытающегося царапаться и кусаться кота из-под стола и выставил в туалетную комнату, резко выговаривая: – Сам прицепился, теперь изволь вести себя прилично. Нельзя со стола!
На прощание выдал миску с рыбой и захлопнул дверь, оставив Феликса внутри.
– Потом мясо выкинешь, – приказал Астрику. – Нельзя, чтобы доедал, а то не поймёт.
– Ну, я и сам могу съесть, чуток по краю обрезать.
– Не морочь голову, вон сколько добра на столе, – мотнул головой, наливая в кружки пиво из амфоры, которая вовсе не амфора (название осталось из прошлого), а самая настоящая двухлитровая бутылка привычной формы, но не объёма.
Он определял на глаз. Пол-литра очень приблизительно соответствовали ксесту. С мерами была постоянная проблема. Приходилось переучиваться с привычных, а это хуже чужого языка. Впрочем, и пиво было не совсем пиво. Крепкое, градусов тридцать, не меньше.
– Или тебе обычно не хватает? – спросил босс, остановившись. – Ты голодный?
– Нет, – помотал головой парень, – нормально всё. Я просто не привык выбрасывать еду. Жалко.
Не то чтобы Игорь по жизни расточителен, но невольно вспомнилась прежняя жизнь со свалками, где хватало просроченной еды. И вещи выкидывали иногда не рваные и поломанные, а по причине замены на более новые и модные. В других отношениях различия слишком резкие. Здесь практически ничего не швыряли на улицу. Уголь и деревяшки шли на растопку, любая годная найденная вещь на барахолку, металл на переплавку, драная одежда и тряпки к старьевщику. Старые газеты использовали на курево, обертку при продаже еды или на подтирку. Даже трупы животных не пропадали. Шкуры на кожу, кости на мыло.
Рассказать о мусоре на Земле – не поверят. Это же богатство! Клондайк! Об окружающем мире правильно судить по выбрасываемому. Это гораздо более чёткий показатель достатка.