"Девятого ноября 1978 года сравнялось нашему такому сознательному голоданию ровно пять месяцев. Нас природа к этому делу готовит. В малой форме начинаем употреблять молочные продукты."
В ноябре голодание было приостановлено, Учитель и Сухаревская постепенно, понемногу, начали принимать пищу.
"Мы сделали эксперимент перед всем миром, для людей есть неумираемое начало — Паршек вел людей к жизни."
В январе 1973 года к Учителю приехала киносъемочная группа, снявшая небольшой ролик, а в феврале его пригласили на съемку в подмосковный город Пушкино. В газетах стали появляться первые робкие заметки о системе закаливания Иванова. Проблески признания вдохновили Учителя, обеспечили к нему приток новых людей, возрастание интереса в обществе, а это значило, что его многолетний подвиг не был напрасным, что он мог рассчитывать на пополнение рядов учеников и последователей.
Популярность идеи Иванова особенно возросла после публикации большой и доброжелательной статьи о нем в журнале "Огонек", и Учитель, забывая о возрасте и усталости, принимал больных, но все чаще и чаще он просил Валентину Леонтьевну Сухаревскую облить колодезной водой, помассировать и даже полечить пациента, сам же старался побольше общаться с учениками, давал им советы и делал напутствия.
В день 85-летия Учителя 20 февраля 1983 года в Доме Здоровья собралось множество гостей. После сердечных бесед, обливания у нижнего колодца, который был выкопан по указанию Учителя, все направились в дом, чтобы принести юбиляру поздравления. Люди по очереди подходили к Учителю, желали ему здоровья и целовали его. Все надеялись на новые встречи с ним, но судьба распорядилась иначе. Порфирий Корнеевич ушел из жизни 10 апреля 1983 года. Вот как об этом вспоминает В. Л. Сухаревская:
"Поднял меня Учитель в четыре часа утра, хотя я и сама не спала — ему было очень плохо. Я объявила народу, прибывшему на лечение, чтобы люди уезжали обратно т. к. Учитель не сможет никого принять из-за плохого самочувствия. Но он тут же категорично заявил: "Пойди и прими всех." И я всех шестерых приняла, а утром он попросил зеленого борща. Стоял апрель месяц, зелень только начинала вылазить. Я нащипала ее и сварила борщ. Налила ему тарелку борща. Он весь его съел. Испекла яблочко, и яблоко съел. Попросил молока и выпил. Затем ему захотелось арбуза. Немного съев арбуза, он вдруг встал с постели, прошелся по комнате и строго сказал: "Валентина, сохрани мое тело, как зеницу глаза своего". Опять прошелся по комнате и вновь строго повторил те же слова. И говорил он это так, что до сих пор они звучат в моем мозгу.
И вот я режу арбуз на маленькому кусочку и даю ему, режу — и даю. И вдруг я вижу: он валится… И ушел… Свидетелями его ухода были Анна Петровна Тришина и Настя Афонина.
Конечно, мы его не схоронили. Уже в то время знали, что только тело его хороним…"
О похоронах Учителя вспоминает Н. Б. Мельникова:
"Мы приехали на хутор в четверг, часов в 12 дня. Приехали, заходим во двор и видим: стоит скамейка, а на скамейке гроб, обитый розовым. В гробу лежит Учитель, как ходил при жизни — в трусиках. Лежит под яблоней, лепестки падают ему на тело, и от прямых солнечных лучей он загорожен был простыней. Когда мы подошли прощаться, я обратила внимание, что многие трогали учителя за руки и за ноги, и я потрогала и была поражена, что руки и ноги Учителя были теплыми. А когда целовала его в лоб, то почувствовала от него аромат, что меня очень поразило. Валентина Леонтьевна по его завету обливала его дважды в день. И было такое впечатление, что Учитель просто спит.
Когда мы с ним попрощались, его понесли по Садовой. Мы очень удивились, увидев, что вдоль всего траурного шествия стояло луганское начальство. Оно удалилось только тогда, когда первые комья земли полетели на гроб. Во время опускания гроба и метания комьев земли я почувствовала какое-то тягостное состояние, но вдруг явственно услышала голос Учителя: "Я хочу сказать о природе, она наша мать, она нас родила, она нас представила на белый свет, чтобы именно мы вот жили." Это Э. К. Наумов поднял магнитофон и включил запись…"
Тело Учителя похоронили на местном хуторском кладбище, как это предписано обычаем, а его дух остался там, где он был всегда в природе.
ЕДИНОМЫШЛЕННИЦА